Может, она и сумасшедшая, может, и провинциальная, но уж точно не дура! И не позволит им всем так с собой обращаться!
Даже не кивнув Феде, она зашла в подъезд, волоча свою гитару, и стала тяжело подниматься по лестнице. Добровольский нагнал ее у самой двери в тети-Верочкину квартиру.
– Пойдемте к нам! – настойчиво предложил он. Под словом «нам» он имел в виду себя и Липу, как будто та была его женой. – У нас вам будет лучше.
– Не-е, – протянула Люсинда. – Мне домой. Липе привет передавайте.
Павлу Петровичу некогда было заниматься ее душевным состоянием.
Драма близилась к развязке, и он, ненавидевший драматургию, мечтал, чтобы развязка прошла как можно тише и незаметнее.
– Люся, – сказал Добровольский, быстро соображая, что она, пожалуй, вполне может помочь ему ускорить эту такую вожделенную развязку, – вы не выполните одну мою просьбу?
– Чего?
– Я поднимусь на свою площадку, а вы позвоните, пожалуйста, вот в эту квартиру и попросите валенки.
– Зачем?..
– Ну, скажите, что на вас напали хулиганы, вы отбивались, порвали ботинки, что-нибудь эдакое. Хорошо? Попробуете?
Она пожала плечами. Валенки так валенки. Ей все равно. Ее ждет город Ростов и теплоход на пристани.
Она нажала на кнопку – Добровольский едва успел унести ноги – и поговорила очень коротко. Он услышал, как дверь захлопнулась и проскрежетали замки. Люсинда, умница, не стала призывать его к себе, вниз, а тяжело зашаркала по лестнице на второй этаж. Человек, наблюдавший за ней из-за двери, ничего не смог бы заподозрить, даже если и видел драку в окно.
Ох, как Добровольский не любил драматических финалов!
– Ну что?
– Нету валенок.
– Так я и думал, – быстро сказал он. – Ну, вот вам и решение головоломки. Может, все-таки к нам, Люся?
– А, нет, нет! Мне надо… домой. Липе привет!
– Передам.
Некогда ему было, не до нее.
Весь остаток дня он занимался финалом драмы, а когда вечером Олимпиада спустилась к Люсинде, той не было дома.
Ее не было на следующее утро, и к ночи она не появилась. Люсинда пропала.
– Хорошо, – страдальческим голосом сказала Олимпиада, – хорошо, допустим. Но ты-то откуда это взял?!
– Из компьютера, – ответил Добровольский терпеливо. Они объяснялись уже почти час. – Помнишь, я посылал запрос помощнику?
– Но для того, чтобы послать запрос на конкретного человека, его нужно в чем-то подозревать! В чем ты подозревал его?
– Во-первых, я тебе уже говорил, он каждый вечер был дома и ни разу не вышел на шум. Я знал это, потому что его мотоцикл стоял возле твоей машины каждый вечер, а по утрам его не было, и еще потому, что пару раз я проверил его окна, и там горел свет. Во-вторых, он случайно обмолвился о том, что продает квартиру. Помнишь, когда подрались соседи и писатель?
– Помню, конечно!
– Мне это показалось очень подозрительным.
– Почему?!
– Потому что мы все в тот момент думали только о том, что опять случилось нечто страшное, а он сказал первое, что пришло ему в голову, когда Люся спросила, почему его так долго не видно. Как правило, если человек говорит что-то неожиданное для себя, он говорит правду. Он и сказал правду. Его не волновали ничьи смерти, его волновала продажа квартиры.
– Да какая продажа, Павел? – спросила Олимпиада, которая никак не хотела верить в то, что все эти ужасы творил конкретный человек, у него есть имя, лицо, и вообще он свой в доску, привычный сосед, нормальный парень! – Какая продажа, когда наш дом ни по каким документам не проходит и не проходил никогда?! Господи, да мы сами крышу крыли прошлой весной! А ты говоришь – продажа! Для того чтобы продать, нужно кучу бумаг оформить, тысячу, миллион! А если он… занимался всяким беззаконием, ему продавать вообще не с руки, зачем ему лишние проверки?!
– Продавать можно разными способами, – терпеливо объяснял Добровольский. – Именно ты живешь в этой стране, а не я, и все равно я знаю, что с девяностых годов еще остались всякие мелкие риелторские конторы, которые продают и покупают квартиры исключительно по поддельным документам или вообще без них! Думаю, что он так ее и продавал… левым способом, да?
Олимпиада уныло пожала плечами.
– Уверен, что в солидную контору он не пошел, а кто-нибудь из подельников подыскал ему нечто подходящее, где ему точно не задали бы никаких лишних вопросов. Наверняка у них есть на примете пара-тройка таких контор, где можно без проблем прикупить комнатку или две с «серыми» документами. Учитывая род их деятельности!.. А ему как раз срочно нужно было переехать, учитывая, что дом так и не был взорван, а Племянников умер!
– Зачем взрывать дом?
– Липа, – сказал Добровольский. – Они занимались даже не пособничеством терроризму, они, собственно, и есть террористы. Племянников изготовлял устройства и передавал их посредникам, а Володя заказывал дяде Гоше новые. Я был уверен, что заказчик – кто-то из своих, потому что чужих здесь не бывает, а дядя Гоша жил очень замкнуто. Он даже писателя привлек – вместо себя возить готовую продукцию! Когда Володя об этом узнал, он от Племянникова избавился. Хотел избавиться так, чтобы не осталось следов, и у него не вышло: он хоть и разбирается в проводах, но все же недостаточно для того, чтобы все грамотно и правильно взорвалось и именно в подходящее время! Он раскроил Племянникову череп ударом молотка, привязал ему на живот взрывчатку, вытащил его из своей квартиры, протащил по площадке, благо тут идти два шага, и был уверен, что по утреннему времени его никто не заметит! Его никто и не заметил. Он прислонил тело к твоей двери – на пять минут или около того.
– Почему к моей?! Откуда он знал, что мы выйдем?!
– Оттуда, что он вас слышал. Точно так же, как я слышал, что в квартире Племянникова кто-то разговаривал утром в ту же субботу. Двери рассохшиеся, слышимость отличная. Я думаю, что все соседи, кто еще жив, в курсе, как ты вопишь, когда тебя щекочут.
– Павел!
Добровольский уткнулся в свою кофейную чашку.
– Павел, я хочу услышать продолжение.
– Разве?
– Да, – настаивала Олимпиада. – Совершенно точно.
– Володя рассчитывал, что труп упадет, как только откроется дверь, и все здесь взлетит на воздух. Весь дом, понимаешь? Раз-два и готово, никаких следов. Даже если компетентные органы и нашли бы на месте взрыва следы лаборатории, все равно доказать Володину причастность или просто заподозрить его в том, что он заказывал Племянникову устройства, было бы невозможно! Кстати, вполне вероятно, что и искать никто ничего не стал бы! Дом старый, жильцов мало, написали бы в протоколе «взрыв бытового газа», и все. – Добровольский помолчал. – Хотя мне идея со взрывом представляется малоэффективной и какой-то слишком… прямолинейной. Думаю, Володя решил его устроить, потому что запаниковал, когда узнал про писателя. Видимо, его хозяева – люди весьма серьезные, за те промахи, которые допустил слесарь, они бы Володю вашего на разноцветные ленты порезали. А так… концы в воду. Причем сразу все концы и в очень мутную воду.
