Получив диплом, Сережа вернулся в родной город, устроился на работу в солидную юридическую фирму, хотя мог бы работать у своего отца, и через неделю после этого сделал мне официальное предложение. Папа в восторг от этого не пришел.
– Куда вы торопитесь? – ворчал он. – Дай ей хоть доучиться. – Но на сей раз завидную твердость проявила я, и он махнул рукой: – Женитесь.
Родители Сергея его выбор одобрили и начали подыскивать нам квартиру в качестве свадебного подарка. Пятого сентября мы подали заявление в загс и отправились вечером отмечать это событие на дачу. Выпили на троих две бутылки шампанского. Илья от выпивки отказался, у него было ночное дежурство, из-за этого на даче мы не остались, а за руль сел Илья. Своей машины у него не было, но водил он машину прекрасно, гораздо лучше, чем я или даже Сергей.
До города оставалось километров пятнадцать, когда нас подрезал джип. На скорости наша машина врезалась в фонарный столб. Ребята сидели впереди, удар был такой силы, что подушки безопасности помогли мало. Обоих доставили в больницу со множеством переломов, мы с Сонькой отделались синяками и легким сотрясением мозга.
Через полтора месяца Илья вышел из больницы, Сергей там находился в общей сложности полгода, перенес четыре операции. Одна прошла неудачно. Из больничной койки он переместился в инвалидную коляску. Врачи предупредили: вряд ли он когда-нибудь встанет на ноги. Но Сергей был не из тех, кто легко сдается. Удары судьбы он воспринимал с завидным хладнокровием и верил, что справится со своей болезнью. Еще когда он находился в больнице, у нас состоялся серьезный разговор. Сережа спокойно, без намека на драматизм, сказал, что освобождает меня от каких бы то ни было обязательств. В создавшейся ситуации он с пониманием отнесется к тому, что я откажусь выйти за него замуж. Разумеется, я ничего об этом слышать не хотела. Он улыбнулся, поцеловал меня и заявил, что никогда во мне не сомневался.
Илья в этот тяжелый для нас период показал себя настоящим другом. Каждый день навещал Сергея и поддерживал меня. Они с Сонькой всегда были рядом. Тот день, когда врачи вынесли Сергею приговор, я помню очень хорошо. Его мать позвонила мне, мы встретились, и она очень сухо сообщила о разговоре с лечащим врачом. Я повторила ей то, что ранее уже сказала Сергею: что бы с ним ни произошло, я буду рядом и никогда его не оставлю.
– Деточка, – вздохнула она. – Надеюсь, ты понимаешь, на что обрекаешь себя. Тебе всего двадцать лет, впереди долгая жизнь, я не хочу, чтобы ты когда-нибудь пожалела о своем благородстве.
Я резко ответила, что дело вовсе не в благородстве, я люблю Сергея и хочу быть с ним.
Не знаю, поверила она мне или нет. После этого разговора чувствовала я себя очень скверно. Мысль о том, что сильный, жизнерадостный парень навсегда останется инвалидом, не укладывалась в голове. Это было чудовищно несправедливо. Сергей не заслуживал такой судьбы. В отчаянии я искала поддержки у своих друзей, мне надо было услышать, что вердикт врачей – это только слова, надежда всегда есть, Сергей справится. Именно это и сказал Илья, когда мы встретились вечером. Я рыдала на его плече, а он утешал меня как мог. Кончилось это тем, что мы оказались в одной постели. Я поспешила списать все на минутную слабость и поскорее забыть о том, что произошло. Мне казалось, Илья все поймет правильно. Но он повел себя неожиданно. Сказал, что давно любит меня и только дружба с Сергеем вынуждала его молчать, и еще уверенность в моем чувстве к его другу, но теперь он в моих чувствах к нему очень сомневается. Я ответила, что мой вчерашний поступок ошибка, которая никогда не повторится, и мое единственное желание – поскорее все забыть. Но это было проще сказать, чем сделать. Стыд и презрение к себе не давали мне покоя. И, разговаривая с Сергеем, я отводила глаза, замолкала на середине фразы, вздрагивала, когда он касался меня.
Мне хотелось выть от боли, все рассказать ему, объяснить, попросить прощения, но я знала, что никогда этого не сделаю, боясь причинить ему ненужную боль. Занятая своими страданиями, я даже не подумала ни разу, что мое поведение он мог истолковать по-своему.
Илья между тем проявлял настойчивость и все чаще повторял, что я приношу себя в добровольную жертву. И если бы Сергей был здоров, я бы вела себя совершенно иначе и сделала бы то, что и должна сделать: честно призналась, что больше не люблю его. Слова Ильи вызвали у меня приступ бешенства, потому что я-то знала: все не так.
В ту пятницу я приехала к Сергею, он встретил меня улыбкой, я что-то болтала, по обыкновению, вдруг он взял меня за руку и произнес:
– Илья мне все рассказал.
– Что «все»? – опешила я.
– О ваших отношениях. Мне следовало самому догадаться.
– Нет никаких отношений, – отрезала я. – Нет и быть не может. Не знаю, что он тебе наговорил…
– Правду, – улыбнулся Сергей. – Илья не способен врать. Если хочешь знать мое мнение, он поступил правильно, все мне рассказав. Аня, я прекрасно понимаю, почему ты сейчас все отрицаешь. Ты хороший человек, ты боишься сделать мне больно, возможно, тебе даже кажется, что это вроде предательства. Только это глупость. Меньше всего на свете я хочу видеть близких мне людей несчастными. Знать, что ты страдаешь из-за ложно понятого чувства долга.
Тут меня прорвало, и я скороговоркой выпалила все, что думала: никакая я не благородная натура, а обыкновенная дура, слабая, беспомощная, которая при первых трудностях умудрилась сделать большую глупость, искать утешение в постели старого приятеля. В результате потеряла друга и едва не потеряла любовь. Клялась, что мне в голову не приходило относиться к Илье иначе чем к другу, а сейчас я его попросту терпеть не могу, хотя следовало бы не его винить, а себя. И того, что я пережила за эту неделю, с лихвой хватит, чтобы впредь таких глупостей не совершать.
Сергей все выслушал, кивнул и охотно меня простил. Мы обнялись и договорились, что на следующей неделе подадим заявление. А ночью он вскрыл себе вены. Истинную причину его поступка знали только мы с Ильей. Родители и вслед за ними друзья и близкие решили: Сергей покончил с собой, потому что мысль о том, что он на всю жизнь останется инвалидом, была для него непереносима. Но я-то хорошо его знала и была уверена: он принес ту самую благородную жертву, от которой отговаривал меня. Убил себя ради счастья тех, кто был ему дорог, ради их любви, которой не было и в помине.
Хотя могла быть еще одна причина: для него мысль о моем предательстве стала непереносимой. В любом случае в его внезапном уходе была виновата я. Что мне оставалось? Резать вены. Это я и сделала. Но папа был начеку, и вместо кладбища я отправилась в больницу, пролежала месяц в психушке, где мозги мне малость вправили. Теперь, по прошествии лет, я на многое стала смотреть иначе, но одно знала точно: глупость может стоить очень дорого. Ладно, если только тебе. К сожалению, чаще всего тем, кого ты любишь.
Со времени похорон Сергея мы с Ильей не общались, я всячески избегала встреч с ним и слышать о нем ничего не хотела. Ни Сонькины уговоры, ни доводы отца не помогали. Не подозревая о том, что тогда произошло в действительности, они считали: я обвиняю Илью в произошедшей аварии, раз он тогда был за рулем. Это было все-таки лучше, чем правда. Не Илью я презирала и ненавидела, а себя. Он был постоянным напоминанием о моей подлости, которая стоила человеку жизни.
