Маркус, несмотря на бледность, выглядел спокойным и собранным.
– Послушайте, все спокойно. Мы оценили все риски – минимальные. Вы напали на меня и просто-напросто заставили. Под угрозой смерти. Вы сказали, что если я не выполню условий, мне не жить – ваши друзья найдут меня даже под землей. А в комнате для свиданий камеры наблюдения запрещены законом. Пока, – он слегка улыбнулся.
Его сумка стояла на полу. Тедди знал порядок: магнитная рамка, даже для адвокатов, а сумки прохоят рентгеновский контроль. Но и только: никому и в голову не приходило рыться в содержимом, тем более что адвокаты часто притаскивают материалы дела на тысячах страниц.
– Здесь все необходимое. Единственное, что я не мог пронести, – ножницы. Металл. Обойдетесь?
– Ножницы нельзя, – согласился Тедди, – но у меня есть вот что. – Он показал Маркусу ярко-желтый одноразовый бритвенный станочек Bic.
Разумеется, все острые предметы в камере строжайше запрещены, но если попросишь, после душа тебе выдают эту пластмассовую палочку: брейся на здоровье. После бритья полагается сдать. Но когда охранник протянул ему ящичек с одноразовыми станочками, Тедди незаметно прихватил еще один.
Маркус открыл герметичный пластмассовый пакет и достал оттуда насквозь мокрое полотенце. Тедди прижал его к подбородку и подержал – в надежде, что с мокрой бородой дело пойдет легче. Хорошо бы посмотреться в зеркало – но такой люкс в комнате для свиданий Крунубергского следственного изолятора не предусмотрен.
– Свидание заказано на два часа, – сказал Маркус и приступил к бритью. – Должно хватить.
Тедди показалось, что в голосе его прозвучала нотка сомнения.
Хлипкий станочек не столько брил, сколько вырывал волосы.
– Они привыкли видеть вас с бородой, – приговаривал сосредоточенный Маркус, с импонирующей скоростью водя станком по жесткой шерсти.
Сначала пластические фокусы с подачи Кума, теперь совершенно чужой человек бреет его так быстро и тщательно, будто проводит рекламную компанию для фирмы Bic. Бреет и дышит на него кофе и «стиморолом».
Бритье заняло сорок пять минут.
Он провел рукой по щеке – гладкая, нормальная кожа. Впервые за несколько недель.
Он надел костюм Маркуса. Кум прав – как будто на него сшит. Галстук. Ботинки тесноваты, но сойдут. Маркус в свою очередь облачился в зеленую мягкую робу и тапки: кем-то раз и навсегда утвержденный дизайн для всех заключенных королевства.
Последнее, что Маркус достал из сумки, – парик. Чуть-чуть отросшие волосы не стали помехой – сидел идеально. Мало того – цвет такой, словно Маркус заказал его из своих собственных волос. И прическа – не отличить. Точно такая, как на замечательном помощнике Эмили, – да продлит Господь его дни, как говорил Луке, ссылаясь на еврейскую маму.
– Не могу сказать, что мой портрет, – критически осмотрел его Маркус и улыбнулся. – С другой стороны, охрана тоже вряд ли запомнила детали внешности.
– Думаете, сработает?
Маркус улыбнулся еще шире.
– Вряд ли… у вас такой вид, будто вы не спали, самое меньшее, две недели.
Тедди начал усиленно тереть физиономию.
– Но мой выдающийся шеф, великий и ужасный, хотя и слегка беременный адвокат, подумала и об этом, – он достал из сумке маленький несессер.
Еще через четверть часа Тедди выглядел вполне прилично – исчезли круги под глазами, на лбу появились мелкие живые морщины.
– Больше ничего не могу сделать, – Маркус критически оценил свою работу. – Работал гримером в театре, но уволен за профнепригодность. Неважно – вы теперь такой же красивый, как и я. Не совсем, конечно. Почти.
Тедди засмеялся – и тут же подумал: а когда я смеялся в последний раз?
Маркус уселся на пол. Тедди добросовестно, накрепко привязал его к ножке стола и заткнул рот пронесенной из камеры наволочкой. Повесил на шею бейджик с разрешением на посещение и открыл дверь в коридор.
– Мы закончили, – крикнул он надзирателю, сидевшему за стеклянной перегородкой метрах в двадцати.
Тот приветливо ему помахал.
Бросил последний взгляд на Маркуса. Тот опять сильно побледенел, но нашел в себе силы подмигнуть: давай, мол. Желаю удачи.
Теперь оставалось надеяться, что пройдет хотя бы несколько минут, когда за Маркусом придет надзиратель из изолятора. На счастье, они обычно приходят не сразу.
Пустой коридор. Надо пройти мимо сидящего за мертво поблескивающим стеклом охранника.
Они изо всех сил старался походить на адвоката: вот он идет, уважаемый адвокат, уверенный в себе, даже не представляющий, что его ни с того ни сего могут запихнуть в клетку на место его клиента, и в то же время сосредоточенный перед встречей с очередным подзащитным.
Без спешки. Слегка покачивать руками. Озабоченный наклон головы: смотреть в пол, как большинство задумавшегося человечества. Важная задача: не попасть в объективы камер видеонаблюдения; они здесь понатыканы повсюду, как косточки в арбузе.
Жуткое воспоминание: его опознали за тридцать секунд до выхода из полицейского управления.
Любимая пословица отца: история повторяется.
Он незаметно покосился – на стекле у дежурного список правил и открытки. Наверное, от других охранников, которые вольны ехать куда им вздумается. В любой конец мира. На одной из открыток – сновидческий силуэт Тадж-Махала.
– Хорошего вам дня, – крикнул охранник ему вслед, на секунду оторвавшись от газеты, и нажал на кнопку.
Выкрашенная заборной синей краской металлическая дверь медленно распахнулась.
Эмили объяснила: все двери и даже лифты самому открыть невозможно. Они управляются дистанционно.
Теперь за ним наблюдал какой-то другой, невидимый охранник. Еще один совет Эмили: нетерпеливо походить туда-сюда перед дверью лифта. Охрана следит за двумя десятками телеэкранов и быстрее реагирует на движение.
Не поднимать головы.
Тихий звоночек – двери лифта бесшумно разъехались в стороны. Как назло – в лифте еще один человек. Что делать, не войти – вызовет подозрения. Уставился на ботинки попутчика: только что начищенные, коричневые. С латунными пряжками. Брюки с образцовой стрелкой.
– Добрый день.
Пришлось поднять голову и посмотреть. Серые внимательные глаза, сорочка, галстук. Наверняка адвокат.
– Добрый день.
– Вы новенький у Рамблингса?
Лет пятьдесят, галстук приспущен, верхняя пуговица сорочки расстегнута. Начинает лысеть.
По груди побежала струйка пота. Наверняка костюм сидит на нем, как на огородном пугале. И жутко зачесалась спина. Впору начать тереться о металлический поручень.
– Нет. Я из бюро Эмили Янссон.
