Уверенности нет. Мало того: у нее нет уверенности, что она до конца понимает, что стоит за этим словом – любить.
Надо съездить к родителям. Уже несколько месяцев у них не была.
Она очнулась, потянулась за телефоном и позвонила Маркусу.
– Что там произошло, в Норвегии? – он даже не поздоровался. – Тебе предстоял допрос, к тому же тебя могли задержать на несколько дней в интересах следствия. Я завидую твоему везению.
– Какому еще везению?
– Тебе повезло, что у тебя есть я.
Эмили коротко рассказала о своем приключении.
Чудом осталась жива.
– И чувствую себя довольно скверно, – сказала она. – Может, стресс, а может, сотрясение мозга. Мне надо уехать на пару дней, отключиться, переварить эту историю, – она покосилась на фотографию. – Решила съездить к родителям. Можешь постоять в воротах еще пару дней? Проверь, пожалуйста, мой календарь, перенеси встречи, допросы, договорись с клиентами…
– Я только и делаю, что стою в воротах, – усмехнулся Маркус.
Через час Эмили спустилась в гараж за прокатной машиной. Иногда не так просто добраться до Йончёпинга: ремонт путей, и надо ехать с пересадкой в Несшё. Как минимум на три с половиной часа больше. Мало того – на нужный поезд все билеты проданы. Поэтому пришлось взять машину. Наверное, на машине немного дольше, но зато она сама хозяйка своей судьбы. В любом случае доберется сегодня, и не надо ломать голову и выискивать пересадки. У них там, на железной дороге, все время какие-то недоразумения. Брали бы пример с Японии – несколько миллионов пассажиров ежедневно, а скоростные составы ходят минуту в минуту. При этом с фантастической скоростью.
Но главное – исчезнуть. Стереть из памяти дикие, нереальные картины прошедших суток.
Длиннющий ряд идеально запаркованных машин. Искать по номеру – еще полчаса. Нажала кнопку на ключе, и тут же, в пяти метрах, весело булькнула и подмигнула маленькая и уютная «сеат-ибица».
В гараже – никого.
Она постояла немного, собираясь с мыслями. Три с половиной часа езды, но у нее странное чувство: вот она сядет за руль, придавит газ и за два часа будет на месте. Триста двадцать километров. Ну, не за два. За два с половиной.
Ей послышался звук шагов за спиной. Она, не оглядываясь, сделала шаг к машине и тут же остановилась. Прислушалась.
Шаги стихли.
Это еще что такое?
Память, разумеется, услужливо подбросила картинку: подземный гараж в Осло, они садятся в машину. Матс дисциплинированно пристегивает ремень.
Эмили двинулась с места и опять услышала шаги.
Остановилась. Все стихло. Никаких шагов.
Кто-то еще есть в гараже, кроме нее? И если есть, почему прячется?
Отвратительная ломота в низу живота.
Эмили замерла. Она слышала только свое дыхание, очень шумное. Не может быть, чтобы она так шумно дышала.
А почему она решила, что им нужен именно Матс, и только Матс?
Не стоило орать на Нину, вместо этого надо было попытаться понять, что происходит, что стоит за этой дикой голливудской погоней.
Эмили резко обернулась.
Никого. Длинные ряды машин, поблескивающих лаком и никелированными украшениями.
Она здесь одна. Совершенно беззащитна.
Не паранойя ли? Сама на себя накликала. Надо было оставить все, как есть. Зачем она взялась за это дело? Может, и Катя была бы жива. И Матс не витал бы между жизнью и смертью.
Глухие, шипящие удары крови в ушах. Она совершенно беззащитна и одинока здесь, в этом гараже, в тусклом дежурном свете. За каждой колонной – убийца.
Телефон. Позвонила Нине Лей – никто не ответил.
Опять шаги… нет, не паранойя. Не фантазия. Теперь она уверена – это не фантазия.
Машины. Машины, машины… и ни души.
Она посмотрела на зажатый в руке телефон.
Тедди.
Ей показалось, еще и сигнал не прошел, как он уже ответил.
– Тедди, мне кажется, кто-то меня преследует.
– Где ты?
Она объяснила.
– Так… иди назад в их контору. Я постараюсь приехать как можно быстрее. И не вешай трубку. Я должен знать, что ты там.
Она, прижала телефон к уху и, ускоряя шаг, пошла к лифтам.
Шагов не слышно, но сердце колотится так, будто только что закончила тройной урок на тренировке.
Внезапно что-то кликнуло, и свет погас.
Она с шумом втянула воздух.
– Что случилось? – крикнул он в телефон.
– Погас свет, – прошептала Эмили. – Темно, как…
– Наверное, автоматы сработали. Экономят электроэнергию. Что, совсем темно? Выход найдешь?
– Думаю, да.
Нет, не такой уж мрак. Показалось с перепугу. Чуть поодаль, над пиктограммой срочной эвакуации, горит маленькая дежурная лампочка.
Шаги? Или пульс грохочет в ушах?
Ее сильно тошнило.
Скорее отсюда, из этой проклятой темноты.
Эмили прибавила шаг. Срочная эвакуация… именно то, что ей сейчас надо больше всего на свете.
Она побежала, и в ту же секунду – тяжелый удар по голове. Она выронила телефон. Искры в глазах.
Наверное, упала. Точно не знала, потому что потеряла сознание.
Светлая комната. Она лежит на койке, на смятой бумажной простыне. На стене оптимистичный плакат: человеческая голова в разрезе. Глотка, гортань, полость носа. Чудовищно сложный пейзаж мозга, похожий на не имеющий выхода лабиринт.
Рядом Тедди.
– Очнулась? Ну, слава богу.
Головная боль – как большой барабан в оркестре: мощный, сухой грохот.
Она попыталась встать.
– Лежите, лежите, – средних лет женщина в белом врачебном халате положила ей руку на плечо.
– Что произошло?
– Я нашел тебя на полу в гараже. Ты, по-видимому, налетела на столб.
Женщина-врач протянула руку для рукопожатия.
– Меня зовут Фатима Эрикссон. Дежурный врач. С вами поначалу было трудно вступить в контакт, хотя полностью сознание вы не теряли. Вы помните, как все было?
Эмили покачала головой и жестом попросила зеркало.
Под глазами отек, краснота – наверняка будут синяки. Немытые волосы – она так и не успела принять душ после Осло. Пересохшие губы, белая наклейка на лбу.
– Меня ударили по голове. Кто-то же погасил свет!
Тедди улыбнулся. Чему он так рад, интересно?
– Нет-нет, свет никто не гасил. Кратковременная обесточка во всем районе. К тому же я совершенно уверен, что ты поцеловалась со столбом – как раз на уровне твоей головы кровавое пятно.
