Вал прыснул.
– Никаких бутылок. Водка, виски, ром – табу. Переливаешь джин в бутылку из-под газировки. Сухой вермут – в другую. Смешиваешь две газировки – сухой мартини. Или так: наливаешь пятьдесят граммов рома. Осторожно, по ножу, доливаешь еще пятьдесят – коктейль готов.
Роксана рассмеялась.
Через полчаса она сидела на огромном ковре в мокром до нитки платье. Прикидывала, как рассказать об этой тусовке Зету, но не находила слов. Ясно было одно: ее переполняла энергия. Такого она никогда не испытывала – ни с супер-к, ни без. Она не узнавала ни одного лота, выпила всего два коктейля, Вал и Лейла куда-то запропастились – неважно. Словно кто-то там наверху учел все ее мысленные пожелания и создал эту ночь специально для нее.
– Как дела?
Она обернулась – Вал. С кальяном.
– Потрясающе. Со мной давно такого не было.
– Неплохо, – кивнул Вал. – Яхан в кои-то веки расстарался.
Роксана улыбнулась.
Вал затянулся. Прелестный запах: цветочный, медово-сладкий… но что-то еще. Что-то очень знакомое.
– Травку покуриваешь?
– А как же.
В соседнем отсеке гремит музыка. Топот, смех.
– Не знаю… а полиция не нагрянет?
– С чего бы? Частная вечеринка… а если и нагрянет, отсидим в каталажке… сутки, не больше. Тут многие попадались. Так что не бойся, не опоздаешь на свой рейс.
Вал передал кальян стоявшему рядом парню.
– В Иране, конечно, пресс тот еще. Единственный выход – эмиграция.
Эмиграция… неужели и Вал куда-то намылился?
– Внутренняя – добавил он, перехватив недоуменный взгляд Роксаны и улыбнулся.
Еще через два дня они с Валом сидели в перголе на ранчо. Очень жарко – первый раз за все дни. Сегодня должно все решиться – ради этого она сюда и поехала. Этого барахла у них – лопатой греби, сказал Вал. В холодильнике несколько килограммов.
Уже несколько раз к ним подходил парень в шапочке и с густыми усами.
– Скоро придет, – каждый раз заверял он. – Сегодня дел полно.
Вал даже не спросил, зачем Роксане препарат. Просто устроил встречу с самым крупным конезаводчиком Тегерана, который, по счастью, оказался близким другом брата соседа тети Этти.
Господин Исаави.
Кирпичная конюшня. Наверное, больше ста метров длиной. Все больше раскисая от жары, Роксана наблюдала, как конюхи выводят лошадей из стойла и заводят обратно – интересно, с какой целью? Из-под копыт поднимаются легкие облачка пыли. Кое-где в конюшне окошки, и из них выглядывают огромные и любопытные лошадиные лица. Роксане всегда казалось, что у лошадей не морды, а именно лица, умные и прекрасные.
– Я здесь арендую стойло. Если увлекаешься конным спортом, без своей лошадки не обойтись. – Вал гордо улыбнулся.
Зубы шикарные.
В ближайшем окошке маячила снежно-белая голова. Роксане показалось, что лошадь смотрит именно на нее: внимательно и укоризненно.
Бабушка… сегодня утром Роксана ее навещала. Обычно та лежала или сидела в кресле у телевизора. Служанка прибиралась, а чаще стояла у плиты. Роксана не понимала, почему: в доме все и так сияло чистотой, а бабушка почти ничего не ела. Но сегодня прислуги не было, и бабушка изменила своим привычкам – сидела в саду на скамейке. Элегантно одета – блузка с искусным золотым шитьем, а на мокасинах – эмблема запредельно дорогой фирмы.
– Роксана, золотце… – интонация – точно, как у папы. Бабушка похлопала ладонью по скамейке. – Садись, девочка.
– Как ты себя сегодня чувствуешь?
– Живу пока. Человек чувствует себя так, как заслуживает… шучу, конечно. Я уже старая, а жить все равно хочется. Слышала, улетаешь скоро?
– Да… послезавтра.
Все предыдущие дни, когда она по настоянию Этти навещала бабушку, та была так слаба, что почти не могла говорить: только брала руку внучки и еле-еле пожимала. Но сегодня ей стало намного лучше. Она рассказала, как она, дедушка, тетя Этти и ее, Роксаны, отец переехали в эту виллу. Было это ни много ни мало сорок лет назад.
– Твой папа не то что Вал… он хотел учиться, и учился…
Она замолчала и показала на клумбу с лиловыми цветами.
– Посмотри… Я посадила их двадцать пять лет назад, а они цветут и цветут.
– Крокусы?
– Совершенно верно, – бабушка улыбнулась. – Крокус. Но что это за крокус?
– Крокус крокус? – Роксана вспомнила: в биологии часто встречаются двойные имена. Карась, к примеру, называется карассиус карассиус.
Теперь бабушка даже не улыбнулась, а рассмеялась неожиданно мелодичным смехом.
– Ты остроумная девочка, наверное, в маму, – сказала она. – Это шафран, золотце. Растет в Персии с незапамятных времен. Тебе нравится шафран?
– Я обожаю шафран.
– Молодец. Значит, еще не окончательно европеизировалась. Как папа?
– Ничего… со здоровьем – ничего. Тоскует.
– Я знаю… скажи, он говорил тебе, что в жизни самое важное – образование?
Коротко стриженные волосы с сединой, но не совсем седые. Странно – сегодня, когда бабушке получше, казалось, что она ничуть не старше своего сына, ее, Роксаны, отца. Если не моложе. Но глаза! Совершенно одинаковые – умные, теплые, наблюдательные.
– Я и собираюсь продолжать учиться.
– Правильно. – Опять бросила взгляд на крокусы, подняла голову и посмотрела на стройные пирамиды кипарисов. – Ты можешь делать все что захочешь. И твой отец тоже мог.
– Да, но в Швеции – вряд ли.
– Я не это имею в виду. Ты знаешь, кто твой отец по профессии?
– Инженер.
– Да-да… потом он стал инженером. А поначалу… Твой папа очень музыкален, он учился музыке. Гитара, лютня, фортепиано… даже ударные. Поступил в высшую музыкальную школу. Приняли семь человек из тысячи поступавших. Семь человек! И твой отец – один из семи. Играл с такими звездами, как Гугуш, Виген… Блестящий был мальчик, настоящий вундеркинд.
Роксана молчала. Что на это сказать? Странно… она этого не знала.
– Но была одна проблема. Все это он делал потихоньку от отца, твоего деда. Дед не знал, что он учится в консерватории, считал, что на инженера.
Она закинула голову еще выше, словно старалась прочитать свою судьбу среди легких, постоянно меняющих очертания облаков. С каждой минутой становилось все жарче.
– И что случилось? – спросила Роксана после долгой паузы.
– Случилось то, чего не могло не случиться. От правды не скроешься. И когда дед все узнал, музыкальная карьера твоего отца закончилась…
