«Павловская сессия сказалась самым пагубным образом и на развитии физиологических исследований, и на преподавании физиологии в вузах и школах. Физиологии был придан крайне узкий односторонний характер. Вне поля зрения или под запретом оказался ряд важнейших физиологических проблем… Был разогнан ряд плодотворно работавших коллективов, осквернено доброе имя великого И. П. Павлова. Такое насилие над свободным саморазвитием науки привело к трагическим последствиям и для науки, и для государства.» (Александров В. Я., 1993)
«Достижения И. П. Павлова в области изучения высшей нервной деятельности были превращены в почти религиозный догмат, так что в философской, психологической и медико-биологической литературе Павлов цитировался непосредственно следом за классиками марксизма-ленинизма. Наряду с „Павловской физиологией“ появились „Павловские“ биология, психология, педагогика, психиатрия. Параллельно с научной канонизацией шла интенсивная мифологизация образа Павлова в массовом сознании.» (Белкин П. Г., 1994)
«После смерти И. П. Павлова в 1936 году павловская школа стала приобретать в СССР черты монополии, а в 50-е годы стала господствовать в отечественной физиологии. Подобное доминирование в тот период автоматически означало осуждение (а зачастую и подавление) иных точек зрения и других научных направлений.
… господство этого учения на долгие годы (до начала 70-х годов) отодвинуло на задний план практически любые другие подходы к изучению поведения.
…Как известно, в силу особенностей внутриполитической обстановки в СССР сторонники идей Павлова вскоре после его смерти монополизировали эту область науки, подвергнув жесткой критике практически все другие концепции и направления физиологии, причем эта критика базировалась не на научных, а на идеологических позициях. Западные научные течения (в том числе этология, зоопсихология, бихевиоризм и гештальт-психология) также подвергались ожесточенной критике, а результаты их исследований по этой причине почти не доходили до научной общественности.
Подобные тенденции стали господствующими после так называемой „Павловской сессии“ АН СССР в 1950 г. На этой сессии была сделана попытка официально утвердить право на существование в физиологии лишь одного исследовательского направления — созданной академиком К. М. Быковым теории „кортико-висцеральной патологии“. По словам В. В. Парина, последователи этой теории отвергали как „порочные“ все реально существующие факты, которые не укладывались в рамки концепции. Вплоть до середины 60-х годов практически каждое научное сообщение — статья или доклад — в обязательном порядке должны были упоминать о „единственно верном научном направлении материалистической науки“ в области физиологии — павловском учении.
Эта подгонка „под Павлова“ или „под Быкова“ превращала учение Павлова об условных рефлексах из научного направления в набор догм, следовать которым надлежало не только в области высшей нервной деятельности, но и в общей физиологии, медицине и психологии» (Зорина З. А., Полетаева И. И., Резникова Ж. И., 1999).
«…по указке Сталина в 1950 году на сессии АН и АМН СССР было догматизировано-ратифицировано-абсолютизировано учение П., что привело к невообразимым научным амфиболиям-негативизмам, когда некот. рьяные павловские адепты требовали реконструировать всю псих. как науку, согласно павловским аксиомам-постулатам.» (Юрчук В. В., 2000)
«На протяжении долгого времени сохранялся миф о якобы благотворном влиянии „павловской“ сессии на развитие психологической науки.
Эти последствия имели в основном негативный характер. Вынужденное следование „компетентным“ рекомендациям Объединенной сессии предельно сузило рамки психологического исследования, сводя их главным образом на единственно разрешенную проблематику — „психика и мозг“. И хотя некоторое число психологов (к примеру, А. Р. Лурия, Е. Н. Соколов и другие) и в самом деле обогатили психофизиологию значительными работами, основная масса психологов занималась тем, что тогда называли „приговариванием“ Павлова, т. е. наполнением своих сочинений к месту или не к месту цитатами и ссылками на Павлова.
„Верные павловцы“ лишали своего благословения любую сколь-нибудь далекую от соприкосновения с ВНД психологическую проблематику…. Рефлексологический или, точнее, неорефлексологический подход на протяжении двух десятилетий доминировал и в педагогической психологии, которую многие исследователи пытались строить на основе условных рефлексов, или временных связей. Это вызвало возрождение господствовавших в психологии XIX в. теорий, сводивших обучение и усвоение к ассоциациям. А у нас такой подход считался в 50-е гг. XX в. прогрессивным и плодотворным только потому, что декларировался в качестве воплощения идей И. П. Павлова в психологии.
Вновь воспроизводилась классическая рефлексологическая схема. Что такое знание? Ассоциация. Что такое понимание? Ассоциация. Что такое память? Ассоциация. Что такое воображение? Ассоциация, и т. д. Научная бесплодность подобных голых констатаций сейчас очевидна. Теории обучения сводились к примату заучивания, механического запоминания и воспроизведения…
История „павловизации“ в 50–60-е гг. является яркой иллюстрацией идеологического прессинга, которому подвергались многие области знания в годы советской власти.» (Петровский А. В., 2000)
«…Однако к середине XX в. в СССР имели место чрезвычайно широкая трактовка идей П. и попытки их насильственного внедрения в психологию и педагогику, проявлявшиеся не только в научных дискуссиях (по проблемам соотношения психологии и физиологии ВНД, определения предмета психологии, природы психического и пр.), но в свертывании исследований по многим чисто психологическим направлениям. В 1950 г. по указанию Сталина была проведена объединенная сессия АН и АМН СССР (т. н. „Павловская“), которая санкционировала безудержную догматизацию и абсолютизацию учения П…» (Психологический словарь, 2001).
«… в условиях идеологического давления, которое испытывала наука в советский период, произошла абсолютизация и догматизация павловского учения, а его распространение превратилось в процесс насильственного насаждения в психологию и другие области исследования (медицину, педагогику, языкознание и др.). Развитие рефлекторной теории И. П. Павлова тормозилось. С инакомыслящими неудачливые эпигоны учения Павлова боролись административными методами.
Пресечена разработка ряда важных направлений. Советская физиология стремительно откатывалась от переднего края мировой науки. Диктат нескольких „правоверных павловцев“ определял какие лаборатории открывать, какие закрывать. Лишились всех должностей многие выдающиеся ученые.
Началась вакханалия в смежных науках. Примитивно понятое учение об условных рефлексах стало насаждаться в психологии и психиатрии, став преградой на пути изучения душевной жизни в норме и патологии. Огромен был ущерб, нанесенный практике медицины и воспитания. Повсюду требовалось лечить и учить „по Павлову“. Научная молодежь нравственно растлевалась. Чтобы держаться на плаву, публиковаться, защищать диссертации и т. д. приходилось манипулировать набором ритуальных слов. Никого не интересовала убежденность в их правоте. Перед ней были образцы поведения старших.» (Ждан А. Н., 2004).
