Чего мне стоило не заржать в голос, одни боги знают. Да еще Васька. Иначе с чего бы он вдруг под прикрытием кустарника запустил когти мне в ногу. Да так, что смеяться моментально расхотелось. Правда, промолчать мне все равно не удалось.
— Ах ты ж, гад! — взвыла я.
— А? — опешил Таврический. — Что?
— Кот гад, — кое-как выкрутилась я. — Он мне сказал, что к Яге одни Илюшки приходят. Других она не пускает.
— Да? — заинтересовался хитрец. — А почему?
«Потому что я это только что придумала. Почему же еще?» — подумала я, кляня когтистую скотину последними словами.
— Не знаю.
— Странно. Ну да ладно. — Радька снова приосанился. — Я ведь на помощь тебе прибыл, Василисушка.
— А ты самый настоящий рыцарь? Заграничный? — старательно изображала дурочку я.
— Да. Меня посвятила в рыцари на поле брани сама Марья Моревна, матушка твоя.
— Матушка? Но я ее не знаю.
— Это происки врагов ее могущественных, — доверительно понизил голос Радька. — Князя негодного да бабки твоей, до власти да силы колдовской жадной.
— Какой ужас!
Я прижала ладошки ко рту, но вовсе не от приступа мифического ужаса, а потому, что чертов Васька какого-то лешего снова запустил когти мне в ногу. Не материться же второй раз за пару минут: из образа невинного цветочка вывалюсь.
— Но твоя матушка врагов к ответу призвала, да поздно. Сбежала зловредная бабка и доченьку ее ненаглядную, тебя то есть, украла.
— Но я ничего не помню.
— Так ты маленькая была. Уж как ее величество Марья тебя искала, как искала. Все глаза выплакала, мешок золота на богатырей да колдуний извела, сама денно и нощно волшбу творила. Но тщетно. Как в воду канула зловредная бабка вместе с младенцем. Много лет прошло, матушка тебя искать не уставала. И вот… — Радька еще больше понизил голос, приблизив губы к самому моему уху, отчего по коже прокатилась неприятная дрожь, — …и вот она узнает из книги своей колдовской, что вернула тебя в наш мир другая ведьма злобная и уже планы черные, сети злые на душу твою невинную готовит вместе с князем кровавым!
— Да зачем я им? — подпустив в голос подобающей к случаю дрожи, проблеяла я.
— Это тебе матушка расскажет, — обломал меня хитрец.
— А где она?
— Она тебя в замке у себя ждет.
— Заграничном? — восхитилась я.
Прикинув, не стоит ли похлопать в ладошки, но решив не переигрывать, я ограничилась восторженным взглядом.
— В самом настоящем, англицком! — заверил меня Радька.
— Ой… А не врешь? Откуда у матушки англицкий замок? Я же русская, значит, и она русская.
Лже-Илюшка, как я и планировала, окончательно уверился в моей беспросветной глупости и расслабился.
— Был там шарлатан один. Великим колдуном себя мнил. Ну, Марья Моревна ему быстро показала, кто из них колдун, а кто болтун. Мерлин сбежал, а замок остался. Не пропадать же добру. Ты мне лучше расскажи, как ты сюда попала?
— А я не помню… — покачала головой я и на всякий случай добавила: — Ничего не помню.
— Это плохо. Не иначе как чары на тебе страшные и черные, — постарался еще больше запугать дурочку Радька. — Бежать тебе надо. Только матушка твоя такую черную волшбу снять сможет.
«Ну да, конечно», — подумала я, не глядя, дернув ногой назад в попытке отпугнуть разошедшегося Ваську. Судя по подозрительно зашуршавшим кустам, он снова вознамерился запустить в меня когти. Попасть не попала, но равновесие потерять умудрилась. И тут же оказалась в объятиях Таврического Пердеца. Вот уж кто даром времени не терял и тут же полез целоваться.
— Яга! — взвизгнула я, увернувшись так, что мокрые губы только мазнули по виску.
— Где? — перепугался гордый рыцарь, уронив меня на траву.
Мало того, эта сволочь даже не смотрел в мою сторону. А я, между прочим, ощутимо приложилась копчиком.
— Здесь, — прошипела я, молниеносно прилепив волшебный нос.
Когда лже-Илюшка опустил взгляд на оброненную «Василисушку», с земли уже, кряхтя, поднималась до крайности злая Яга.
— Здесь я, касатик.
Глава 15
ИНИЦИАТИВА И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
— Б-бабуся… Ягуся… Это не то, что вы подумали… — попятился Радька.
— А тебе откуда знать, что я подумала? — прошамкала я, наконец утвердившись на ногах. Пришлось, правда, остаться в согнутом положении: шаль, придававшая мне осанку буквы «зю» автоматом, пока так и болталась на поясе. — Я тебя, змей зеленый, пригрела. Спать уложила, сырниками накормила и даже денег не попросила. А ты мне, Пердюль Таврический, врать вздумал?!
— Так я это… Я не то…
— То, — возразила я, наступая на перетрусившего рыцаря. — Очень даже то… То самое, на что мухи слетаются!
— Мед? — глупо хлопнул глазами он.
«И я еще пыталась уверить его, что дура здесь Василиса», — слегка офигела я.
— Значит, я — бабка злобная да глупая? Обмануть меня ничего не стоит? Василиску у меня утащить — проще простого? Так ты своей хозяйке врал, скотина?
— Так я ж не знал, что девка вам нужна, — попытался выкрутиться Радька. — Думал от обузы вас избавить…
— А меня ты спросил?!
— Простите дурака, — заюлил мерзавец, слегка оправившись от первого шока. — Виноват, исправлюсь!
— В детстве роняли часто?
— Да, да, очень часто, и все головушкой моей бедной. Вот и забываю все на свете. А ее величество Марья мне прямо так и велела. Мол, перво-наперво к бабушке подойди, все ей обскажи, совета спроси…
— Да ну? — прищурилась я. — Слыхала я твои советы. А в мои планы никакое семейное счастье для Васьки не входит.
— Так и в мои тоже! — подхватил Радька.
— Неужели? А кто собирался Василису в материнские объятия доставить, целоваться кто полез? Тьфу, гадость какая!
— Так я ж для пользы дела! Чтобы девке глупой голову задурить. Никакого счастья! Марья Моревна сроду ни одной слезинки не проронила. Какие там объятия?
— Тогда зачем ей моя Василиса? — прищурилась я в ожидании ответа на тот вопрос, ради которого, собственно, весь этот фарс и затеяла. — Правду говори, скотина!
— Не знаю я! Жизнью клянусь! — снова перепугался Радька. — Только никакого счастья там точно не будет. Королева Марья счастье никому не дает!
— Что ж ты ей служишь тогда?!
— Денег дает. Много, — признался мерзавец.
Вот тут мое терпение и лопнуло. Всю жизнь ненавидела продажные шкуры. Наверное, я бы разозлилась куда меньше, если бы он назвал любую другую причину вплоть до самой кровожадной гадости. А так мне стало просто противно до тошноты.
