Проснулся я, сидя на полу в неудобной позе. Ноги так затекли, что я не смог встать.
Спальня была пуста и темна.
Шёпот в моей голове стал громче.
…
Не без труда нашел в коридоре ящик с пробками. Включил рубильники.
Оказалось, во всех комнатах и на кухне с потолка свисали лампочки на коротких проводах. В ванной комнате сохранилась моя старая настенная лампа в форме трилистника.
Покрутил водопроводные вентили. Из крана в умывальнике полилась горячая вода. Ура!
Умылся, вымыл лицо и руки. Сполоснул ванну.
Разделся и лег в горячую воду. Какое облегчение! Я дома.
Расслабился, закрыл глаза.
Открыл их через мгновение. Почти в полной темноте. Вылез из сухой ванны. Одетый.
Никакой лампы на стене в ванной комнате не было. На ее месте из стены вылезали два грязных обрывка провода.
Не было и лампочек под потолком. В квартире было темно, сыро и холодно. Ящик с пробками был пустым. В нем лежала кверху брюхом дохлая крыса. В голове ее была дырка, похоже, кто-то убил ее выстрелом из пневматической винтовки.
Знаю, знаю, кто.
Несмотря ни на что решил переночевать тут. А завтра попытаться поговорить с жильцами других квартир, зайти в мэрию, в банк, посетить Шмидта в его бюро и прояснить ситуацию.
Лег на пол. Холодно, неудобно, больно.
На стенах и на потолке начали показываться фосфоресцирующие в темноте морды демонов. Клыкастые, мохнатые, со свиными пятачками вместо носов, с отвратительными висячими ушами, как у собаки, рогатые. Они вылезали из стены, тянули ко мне свои когтистые лапы, норовили схватить и растерзать. Невдалеке закачался жуткий маятник с тяжелым закругленным острием на конце. Слева от меня зиял бездонный колодец, справа — алел раскаленный каменный шар.
Демоны схватили меня за плечи и поволокли к колодцу. Шар покатился за мной. Маятник свистел в нескольких сантиметрах от моей груди.
Я вынул кастет и попытался отбить им дьявольскую атаку. Махал, махал…
Но вдруг понял, что это не кастет, а расческа.
Я упал на дно колодца. Раскаленный шар придавил меня. Невыносимая боль пронзила мое тело.
…
Шепот в моей голове превратился в громкий крик. Что и кто кричал, я не понимал, но боялся, что от этого крика голова расколется на части.
Внезапно крик прекратился.
Я сидел на грязной койке в моей спальне. Пахло палеными перьями. У меня болела голова.
На табуретке стояла пустая бутылка Джека Дениелса.
Передо мной маячили — судебный исполнитель, господин Шмидт с протоколом в руках, двое полицейских, похожих на бугая-охранника, и та самая толстая старуха. В руках она держала свернутый в трубку журнал с большой фотографией первой леди США на обложке. Все они с презрением смотрели на меня. Господин Шмидт зачитывал мне выдержки из решения городского суда за номером таким-то.
…На основании вышеизложенного суд постановляет: выселить господина… из снятой им три года назад квартиры… за хроническую неуплату квартирной платы и коммунальных услуг и доведение жилплощади до антисанитарного состояния.
…мебель и другое имущество господина… будет продано с аукциона сегодня… в три часа дня. Выручка пойдет на ремонт и возмещение морального ущерба владелицы квартиры, госпожи… Непроданные лоты будут утилизированы.
…в связи с нежеланием господина… добровольно покинуть занимаемую им квартиру… и принимая во внимание его агрессивное, антисоциальное поведение… постановляю…
…
На меня надели наручники и вывели из дома, облицованного голубоватым камнем.
На знакомом перекрестке наручники сняли.
Я пошел, куда глаза глядят.
На озере
Не помню, как доехал до отеля «На Голубом Озере», помню только, что, несмотря на то, что номер с видом на водную гладь был заказан еще месяц назад, меня там как будто и не ждали, долго не хотели замечать, хотя я и стоял прямо перед ними, судачащими у длинной темной стойки, за которой размещался шкаф с ключами, похожий на соты… да, я стоял перед ними, единственный гость в огромном лобби, не защищенный ни одеждой, ни даже собственной кожей, не человек, а энергетический пузырь, пар… но все эти толстоносые и долгоспинные швейцары, портье, консъержи и пажи в противной неглаженой коричневой униформе с лампасами и в дурацких шапочках с кисточками… не видели меня своими треугольными глазами, не слушали тревожно вставшими островерхими ушами то, что я говорил, даже когда я перешел от обиды и волнения на повышенный тон и начал раздраженно жестикулировать и сыпать на мраморный пол розовые лепестки, смоченные слюной стрекозы.
Выдержав мучительно долгую паузу, они наконец меня заметили, или только показали вид, пошептались о чем-то, посматривая в мою сторону настороженно… напечатали на своем старомодном иголочном принтере какой-то документ, подписали его, дали подписать мне… я и не прочитал, что они там написали, моя руки тряслись… чернила в ручке давно высохли… но я не растерялся, а подписал по-сухому… воздухом.
Главный администратор долго вертел документ в руках, нюхал зачем-то мою подпись… он явно тянул время… изо всех сил сопротивлялся неизбежному, ни за что не хотел давать мне ключ, вручение мне ключа по-видимому противоречило каким-то его убеждениям… он явно был шовинистом-консерватором, этот упрямый костлявый старик… его украшенные белесыми ресницами тускло как у жабы мерцающие глаза постоянно закрывались, он зевал, ронял голову на грудь, засыпал и начинал храпеть… его косматые брови грозно хмурились, чёлка вздымалась, невероятно длинная жилистая шея краснела, а уродливые трехпалые руки сжимались в кулаки…
Назевавшись вволю, он все-таки протянул ключ от комнаты 332, но неохотно, как бы и не мне, а непонятно кому, находящемуся в смежном со мной пространстве. Я принял ключ третьей рукой и побрел к лифтам.
Бесшумно открылись широкие черные металлические двери. Я вошел в лифт и очутился в зеркальном зале. С трех сторон на меня глядела оптическая бесконечность. Казалось, что в ее темных недрах шевелятся какие-то допотопные твари, только и дожидающиеся сигнала от руководства отеля — легкого кивка, взмаха ресниц, кряканья или покашливания — чтобы наброситься на ни в чем не повинного гостя и разодрать его в клочки.
Вышел из лифта, попал в коридор-лабиринт. Указателя не было. Комнату 332 я должен был найти сам. Решил идти по коридору с закрытыми глазами, в надежде, что комната сама найдет меня, притянет к себе.
Как редко сбываются наши мечты! Я бродил по третьему этажу отеля уже полчаса, но никаких чудес не происходило, я никого не встретил, не слышал ни человеческого разговора, ни радио… ничего. Лабиринт был пуст, а Минотавр мертв.
Чудо, однако, все-таки произошло. Открыв глаза, я увидел, что стою между комнатами 331 и 333. Там, где должна была быть дверь в мою комнату, зияла своей брутальностью неровная свежевыкрашенная стена.
