Я даю обещание, даже не думая о последствиях. Сейчас мне безумно важно другое.
Когда я окончательно обмякаю, то последнее, что помнит мое угасающее сознание — как Рустам, все-таки, подхватывает меня на руки и куда-то несет.
Эпизод 19
Просыпаюсь я от того, что кто-то прикасается к моему животу. Я ещё долго лежу с закрытыми глазами, чувствуя, как начинает печь под веками: вспоминаю, что случилось до обморока. Честно говоря, мне безумно страшно показать, что я проснулась, и услышать страшную новость «к сожалению, беременность сохранить не удалось».
Возможно, я отвратительная мать, потому что не чувствую в себе ровным счётом никаких изменений. Сколько бы не пытаюсь прислушаться. Только живот больше не болит — вот и все, что изменилось.
Неожиданно в тишине раздаётся тихий звон, будто склянку уронили на пол, и робкий вздох медсестры:
— Простите. Я случайно.
Я хочу было ответить «Всё в порядке, и вообще — почему вы говорите с человеком, который ещё в обмороке лежит?», как слышу хрипловатый и низкий голос Садаева:
— Проваливай отсюда. Жопой крутить в другом месте будешь.
— Ой…
Снова чувствую прикосновение к животу — кто-то проводит шершавой салфеткой по нему, и слышу второй женский голос, мелодичный и какой-то добрый, когда дверь со стуком закрывается:
— Она недавно у нас работает, немного пока неуклюжая. Не злитесь на нее, — произносит незнакомая девушка, — что я могу вам сказать? Причин для беспокойства нет, вашей девушке нужно больше отдыхать. У четверти женщин при беременности на ранних сроках случаются небольшие кровотечения. Но я бы настоятельно рекомендовала беречься. Все-таки, близнецы — это очень большая нагрузка для организма.
— Ясно, — коротко отвечает Садаев. Похоже, ему не очень интересно, а я едва держусь, чтобы не зарыдать от счастья. В груди будто лопается какой-то узел. Из переживаний и страхов. И кровь теплом разливается по всему телу, до щемящего чувства облегчения. Дети живы. Слава богу.
— Кровь мы собрали, результаты будут примерно через три дня, — продолжает девушка, а я напрягаюсь. Какую они у меня кровь собрали? Я не соглашалась ни на какие анализы.
— Сделайте быстрее.
— Простите, у нас только один специалист, который занимается…
— Мне нужны результаты в ближайшее время, — продолжает стоять на своем Рустам, и девушка вздыхает.
— Хорошо. Я постараюсь решить этот вопрос. Но для того, чтобы сопоставить ваши ДНК и выделить ДНК детей, все равно потребуется время.
— Сколько?
— Пару часов. Только рабочий день уже закончен, но мы можем срочно вызвать специалиста…
— Займись этим. Прямо сейчас.
Вот скотина. Я сжимаю зубы до скрипа, продолжая прикидываться, что по-прежнему лежу без чувств, хотя в душе у меня бушует целая буря. Сволочь, сволочь, сволочь, сволочь! Каблуки девушки цокают по плитке, удаляясь, а потом закрывается дверь.
— Хватит прикидываться, — слышу я усмешку Рустама, — глаза открывай давай.
— Пошел в задницу, — отвечаю я, разлепляя веки. Свет с потолка больно бьет по глазам, и я щурюсь, чтобы комната не расплывалась. И сам Рустам расплывается — могу различить только его мрачные очертания, сидящие на стуле неподалеку, — кто вообще тебе позволил проводить ДНК-тест без моего согласия? Рабовладелец хренов! Я просила только отвезти меня в больницу!
— Если ты оставляешь беременность без моего согласия — я имею право знать, отец ли я этим детям, — холодно прерывает меня Рустам.
«Пфф» — мелькает в мыслях. Ладно, уже ничего не поделать. Не бежать же за девушкой, крича, что я не давала согласие на подобную процедуру? По крайней мере, и я тоже узнаю, кто настоящий отец ребенка. Потому что вспоминать сквозь плотный туман, что случилось той ночью — выше моих сил. Если отцом детей окажется не Рустам — я буду испытывать жгучий стыд, за то, что я еще та потаскуха, но зато мой папаша отстанет, поняв, что ничего он с Садаева и с меня не поимеет.
Что до самого Рустама — он, все-таки, исполнил мою просьбу. Хотя, пока я лежала без чувств, ему ничего не мешало так же без моего согласия провести аборт. Не пойму только, он глубоко в душе еще прячет частичку благородства, или у него есть какой-то хитрый план, для которого я ему нужна?
Вот только как я буду исполнять свое обещание? Теперь, когда в моей проблеме появились дополнительные вводные, а именно — мой отец, который все-таки, заказал брата Рустама, возвращать этому дикому животному оружие будет чистым самоубийством. Жаль, что я даже премию Дарвина за эту смерть не получу. Никто не узнает, где и при каких обстоятельствах меня закопали.
Комната, где я лежу, становится четкой. Глаза привыкают ко свету. Рядом со мной — аппарат для УЗИ, и целый рулон бумажных салфеток на койке. Еще я замечаю капельницу и поднимаю к глазам руку, рассматривая ее. На вене едва заметная точечка. Значит, меня еще и немного прокапали.
— Ладно, — отвечаю я и перевожу взгляд на Рустама, — я совсем не помню, что той ночью случилось. Мне самой интересно узнать результаты теста. Но пока я не отдам…
«…тебе пистолет» — хочу было закончить я, но мой взгляд падает ниже. На знакомый бумажный пакет, у которого надорваны края — это я его вскрывала, когда хотела узнать, что внутри.
Волна мерзкого холода будто падает мне в желудок и прошибает позвоночник. Я резко сажусь на койке. Не могу поверить! Господи, скажи, что это сон! Что я по-прежнему в обмороке, а Рустам не смотрит на меня насмешливо, и его губы не изгибаются в страшной ухмылке, и что он небрежно держит не тот самый пакет, а просто похожий, другой…
— Узнала, принцесска? — смеется тихо Садаев, наблюдая за моей реакцией. Я молчу, пытаясь унять бьющееся сердце. Выдох, который вырывается у меня, обжигает холодом губы. Рустам поднимается и медленно идет ко мне. Небрежно ставит пакет на стол и садится рядом на койку.
— Откуда? — сдавленно спрашиваю я.
Садаев подается вперед, и я вздрагиваю, когда его лицо оказывается в сантиметрах перед моим. Вдыхаю полными легкими его мрачный и пугающий запах, и чувствую себя птенчиком, которого настиг огромный ястреб.
