— А, — выдыхает мужчина, будто позабыв обо мне, и, развернувшись, идет к столу, на котором творится форменный бардак. Отшвыривает какие-то пакеты, потом разгребает файлы с листами, замирает, что-то читая, и берет папку, протягивая ее маньяку, — на. Там результаты.
— Ага, спасибо, — кивает маньяк, забирая папку, и неожиданно подталкивает меня вперед, — сними-ка с этой цыпы отпечатки. И ДНК собери. Может пригодиться.
Поймав мой ошалелый взгляд, он криво улыбается.
— Цыпа, я тебе доверяю. Вряд ли мы найдем твои отпечатки где-нибудь в хате брата Рустама, но верить фактам проще, чем словам. Извиняй.
— Да пожалуйста, — шепчу я, делая шаг к мужчине в белой рубашке. Он пожимает плечами и достает какие-то тюбики из шкафа. Я тихо вздыхаю. Только из-за того, что все молчат, этот вздох кажется наоборот громким и подозрительным. Словно я чего-то боюсь.
Надеюсь, судьба не ударит меня мордой об стол в очередной раз и мои отпечатки каким-то невероятным образом не окажутся на пачке с молоком в холодильнике брата Рустама, только лишь из-за того, что я эту пачку когда-то полапала в супермаркете, так и не купив.
С меня снимают отпечатки, помазав руки краской, и аккуратно водят палочкой во рту, пока я глупо смотрю в потолок, чувствуя себя, как на приеме у доктора.
— Всё, — бормочет мужчина, убирая мой биоматериал, — еще что-нибудь надо?
— Нет, — отвечает маньяк, — пока всё. Бывай.
— И тебе хорошего дня.
Когда мы покидаем лабораторию и снова окунаемся в жаркий и душный воздух, согретый солнцем, меня неожиданно прорывает.
— Я надеюсь, в этой лаборатории нет людей, которые любят подделывать результаты экспертизы? — интересуюсь я, пока маньяк достает пачку сигарет из кармана, щелчком выбивает одну и кивает мне в сторону. Мол, отойди. Я отступаю на несколько шагов назад, продолжив, — и что будет, если мои отпечатки случайно где-то найдутся? Садаев меня утопит или, все-таки, дождется, пока я рожу и у меня будет время как-то доказать свою непричастность?
— Слыш, цыпа, у тебя есть попроще вопросы? Мне конкретно на эти сложно сейчас ответить. Спроси лучше у цыган. Может, нагадают будущее, — флегматично произносит маньяк, затягиваясь. В его кармане играет идиотская музыка, и он достает смартфон, бросив взгляд на экран, а потом прикладывает его к уху, — да?
Пока я пытаюсь найти место, где дымом не пахнет, он молча слушает, что ему говорит собеседник. До меня доносится только невнятное шуршание. Я пинаю в сторону маленький камешек, который впивается мне в подошву и провожаю его взглядом, глядя, как он отлетает далеко в канаву возле дороги. Занимаюсь я всякой хренью. Если так и продолжу кататься с маньяком, вместо того, чтобы учиться — то на моей жизни можно ставить крест.
— Ага, окей, — произносит коротко маньяк и убирает телефон обратно. Его взгляд неожиданно впивается в меня. И пробирает до костей морозом.
— Что? — спрашиваю я.
— Твой пистолет выловили, цыпа. Десять минут назад.
Гадкая и внезапно вязкая слюна никак не хочет проталкиваться в горло, когда я сглатываю.
Дьявол. Дьявол, дьявол, дьявол. Такие новости должны звучать только ночью, когда везде мрачно и темно. Не в такой жаркий денек. Не когда светит с неба издевательски солнце.
Маньяк прищуривается, снова затягиваясь. Медленно выпускает дым, сканируя меня взглядом. Очень внимательно, словно считывая каждую эмоцию, пока я изображаю окаменевшее изваяния, стараясь не трястись.
— Ты напряглась, цып. Не хочешь ничего мне рассказать?
— Тебе? — вырывается у меня с нервным смешком, — хорошая шутка. Даже если бы что-то и хотелось рассказать, ты был бы последним человеком на земле, кому я смогла бы это сделать.
— Слыш, Диана, — он внезапно называет меня по имени, и это почему-то напрягает меня больше всего. Как и проникновенный, спокойный тон, — я единственный человек, который может спасти твой зад. Садаев потерял брата, поэтому ему просто крышу сорвет, если вдруг окажется, что ты в этом как-то замешана. Тогда тебе ничего не поможет. Так что, если что-то знаешь — выкладывай. Твой нервяк несложно заметить. Если даже ты влезла куда-то, не зная об этом — тоже выкладывай. Я тебе нихрена не сделаю.
— Конечно же, я тебе верю, — скептически произношу я, — у меня где-то на лбу есть татуировка, что мое айкью меньше шестидесяти?
Маньяк в этот момент затягивается и вдыхает полными легкими дым, видимо, чтобы высказаться по поводу моего айкью, и неожиданно поперхивается. Отшвыривает сигарету в сторону и давится хриплым, надрывным кашлем.
— Твою мать, — ругается он, с шумом выдыхая и сплевывая на землю. Я замираю. В шоке смотрю на кровь на асфальте, а потом медленно поднимаю на этого черта взгляд.
— Ты, придурок, — говорю я, сжимая кулаки, — у тебя что, туберкулез? Ты не мог раньше сказать? Я беременная, вообще-то!
— Слыш, цыпа, — он выпрямляется, прекратившись держаться за ребра и морщится, — я тебя еще не посылал, но сейчас точно пошлю. Иди нахер цыпа, ясно? У меня рак легких.
Эпизод 29
Пока я шокированно перевариваю сказанные маньяком слова, он запихивает меня обратно в машину, и мы уезжаем. Дальнейшее путешествие проходит в полном молчании. Я думаю о том, что рак — это плохо. Жалко ли мне его? Я даже не знаю. Конечно, меня передернуло, когда маньяк сообщил мне о раке легких. Если встречаешь по-настоящему умирающего человека, то всегда становится не по себе. Словно чувствуешь поблизости незримое присутствие смерти. Но жалеть убийцу-то глупо, поэтому я борюсь с тем, чтобы не высказать ему сочувствие и с желанием относиться к нему немного мягче.
Он оставляет меня в машине, ненадолго отлучившись где-то в центре города. Исчезнув в каком-то переулке. Только когда он возвращается, и в руке у него я замечаю очередную дымящуюся сигарету, то, не выдержав, дергаю дверь, чтобы ее открыть. Она могла бы не поддаться. Но я забыла, что маньяк оставил меня в машине, не заглушив ее, и с работающим климат-контролем. То есть, я буквально сидела целых десять минут одна, и как полная дура просирала неплохой шанс сбежать.
Меня настолько поражает моя же глупость, что когда я выхожу на тротуар, то открываю рот растерянно, забыв, что хотела сказать.
— На, цыпа, — маньяк подходит ближе и пихает мне в руку бумажный пакет. Я передергиваюсь, словно он передал мне дохлую змею, — перекус.
Ненавижу бумажные пакеты. Я открываю его и заглядываю внутрь. Вместо пистолета там действительно стакан с крышкой и сэндвич. Всего лишь еда. Но я уже испугалась.
— Ты опять куришь? — интересуюсь я, поднимая взгляд на маньяка. Он отходит на несколько шагов от меня, оставив после себя шлейф отвратительного запаха табака. Смотрите-ка, какой заботливый, — у тебя уже рак, а ты продолжаешь травить себя?
— Цыпа, — хмыкает он, затягиваясь, и будто назло мне, лениво выпуская изо рта густой сизый дым, — вот именно, что у меня уже рак. Бросать курить поздно.
