— За что его так назвали?
— Операции проводил, пока срок отбывал. На сердце. На печени.
— В тюрьме не нашлось нормальных врачей, кроме заключенного? — скептически вырывается у меня и тут же я ловлю едва заметную усмешку на губах Рустама. Ироничную.
До меня внезапно доходит истинный смысл его слов. Операции на сердце и на печени…
— Боже, — бормочу я, — ты не боишься держать возле себя такого человека? Он же самый настоящий головорез. Мотал срок за убийство и продолжал убивать в тюрьме. Ты меня оставлял вместе с ним! А если бы он меня решил вскрыть?
— Если я это делал — значит, на это есть основания, — обрывает меня спокойно Рустам. Он заезжает на парковку и глушит машину, — вылезай давай. Хватит болтать.
В лифте я стою позади Садаева, прислонившись к стене, чтобы не тревожить поцарапанные об асфальт ноги. Они еще и гудят после неудобных туфель. Ступни неприятно щиплет — то ли я, все-таки, наступила на стекло, то ли стерла кожу об камни.
В квартиру я захожу медленно, словно пытаясь оттянуть момент, когда мы останемся в ней с Рустамом наедине. У меня с этим местом связаны неприятные и унизительные воспоминания. Как Садаев привязывал меня к шведской стенке и изучал пальцами. Стоит мне только об этом вспомнить, как по позвоночнику скатывается странная волна, заставляя меня содрогнуться. Я тихо выдыхаю неожиданно горячий воздух и замираю недалеко от двери.
Ужасное ощущение. Боль забылась, а все остальное — не очень. И я, какого-то дьявола, зацикливаюсь на этом воспоминании, не в силах его отогнать. Не знаю, может, у людей тоже бывает что-то вроде запечатления на первом сексуальном партнере? Иначе я никак не могу объяснить, какого черта мои мозги стабильно стекают прямо в трусы, когда я пытаюсь вспомнить нашу первую ночь, или мое первое глубокое проникновение пальцами, которое я запомнила.
Вот дерьмо.
— Проваливай в душ и переодеваться, — приказывает мне Рустам, и я удивленно приподнимаю брови.
— У меня нет другой одежды.
— Закажи тогда себе шмотки или ходи голой, — бросает спокойно Садаев, и уходит, снимая с себя рубашку и отрывая присохший окровавленный рукав от кожи. Оставляет меня ненадолго одну.
Я растерянно смотрю вокруг. Даже не знаю, что мне делать теперь в роли жены Рустама. Как-то все это неожиданно.
Эпизод 36
Раньше свадьба казалась мне апогеем развития отношений между двумя влюбленными. Некой чертой, переступив которую, двое превращаются в самых родных и близких в мире людей. Их отношения наполняются теплом, бесконечной заботой, уютным ароматом утренних завтраков и прочими милыми штуками.
Похоже, что сегодня я поняла кое-что другое: штамп в паспорте ничего не меняет. Какого черта я так мечтала о свадьбе?
Я медленно иду по паркету, на секунду оглянувшись: на полу остаются маленькие смазанные капли крови. Задираю ступню, чтобы рассмотреть ее — так и есть, умудрилась содрать кожу. Мне действительно надо в душ, смыть с себя всю грязь. Насколько я помню, тут, внизу, только ванна. Но Рустам уже в который раз упоминает именно душ. Возможно, я смогу найти его на втором этаже.
Прежде чем отправиться на поиски, я захожу на кухню. Пить хочется ужасно. Я достаю, не глядя, бутылку, открываю, делаю жадно глоток и тут же выплевываю в раковину, растерянно глядя на этикетку. Это алкоголь.
Рот я полощу потом долго. Заодно и напиваюсь из-под крана.
После я некоторое время брожу, заглядывая в комнаты. На четвертый раз мне везет.
Схватившись за ручку двери, я открываю ее, вижу на полу белую плитку, и, не успев обрадоваться, что, наконец, нашла этот чертов душ, поднимаю взгляд.
Первое, что вижу — как проход загораживает обнаженный торс Рустама.
— Извини, — быстро произношу я, подняв взгляд. Хорошо, что он, хотя бы, в полотенце на бедрах. Дьявол. От него веет жаром после горячей воды, — я хотела принять душ. Не знала, что ты тут.
Под ноги падают капли с его забинтованной руки. Я осторожно смотрю на нее.
— Лучше, кстати, снять повязку. Порезы под ней намокнут и могут воспалиться.
— Снимай тогда, раз такая умная. — хмыкает Садаев и поднимает руку. Я хватаюсь за узел, чтобы занять свои глаза и мысли чем-то другим, а не рассматриванием тела этого зверя напротив. Он слишком… просто слишком. Во всем. Лучшая характеристика, которую я могу дать Рустаму. Сердце бьется где-то в горле, будто норовя выпрыгнуть с очередным «бух» наружу.
Не могу до сих пор осознать себя его женой.
Мокрая ткань бинтов падает на пол. Костяшки руки Рустама разбиты, а кисть порезана. Словно он влепил по стеклу кулаком. Вроде бы, когда маньяк меня привез, что-то было разбито в комнате. Не помню.
Края ран, которые до этого успели затянуться, кажутся отекшими после воды и грозят вот-вот снова разойтись.
— Надо перебинтовать чем-то сухим, — бормочу я, — или опять…
Сильные пальцы неожиданно смыкаются на моей челюсти, заставляя задрать голову. Рустам наклоняется, вдохнув воздух возле моих губ. От него самого пахнет гелем для душа. А с мокрых волос капает на мое лицо вода.
— Я тебе голову сверну, — произносит внезапно он, поднимая на меня темный взгляд, — за бухло.
— Я случайно. Сделала глоток и тут же выплюнула. Подумала, что в бутылке минералка, — я дую ему в лицо, доказывая, что это всего лишь остатки запаха.
Он не отпускает. Смотрит так, словно кожу на мне пытается прожечь. Мне сложно не отвести взгляд, выдержать это давление. И вот за этим человеком я теперь замужем. Он забрал мою невинность, мой первый раз. Похитил невинность и у моего паспорта. У девственно чистой странички, где не было штампа о браке. Не знаю даже, что хуже. Хорошо хоть мой первый поцелуй достался парню из института. Хоть что-то это животное не получило.
— Это все вопросы на сегодня? — интересуюсь я, дергая головой в сторону и освобождая подбородок. Ранки на ступнях от влаги начинает саднить сильнее, — если всё, то я хочу помыться.
— Мойся, — усмехается Рустам и уходит, хлопнув дверью. Прищемив подол моего платья, отчего я, разозлившись, просто отрываю его — почти прозрачную кружевную часть юбки. Потом, кое-как вывернув руки, расстегиваю молнию, сбрасываю всю одежду и залезаю в душевую кабинку.
