– Конечно нет, – уверенно произнёс мистер Гутман. – Если бы ты была способна на жалость, ты бы сейчас ничем не отличалась от Миши.
– Я бессердечная? – с замиранием “каменного” сердца, словно желая услышать тайну мира, прохрипела внезапно запершившим горлом я.
– Нет, ты не бессердечна, Таша Грэхэм. Ты безжалостна к другим лишь потому, что безжалостна к себе самой, а это не проявление бессердечности. Твоё отношение к другим – это отражение твоего отношения к себе. В отличии от меня, ты не рисуешь картины – ты проявляешь плёнку.
– И что же на ней проявляется? – мои руки уже начинали дрожать. С каждым словом художника я всё острее осознавала, что боюсь не слушать его, а боюсь в какой-то момент неожиданно его услышать.
– Твоя плёнка – это проявление великой боли, от единой вспышки для проявления которой слепнут мужчины.
Я снова не узнала, что в коробке.
Глава 25.
Я уже пятнадцать минут лежала на спине, боясь пошевелиться, чтобы случайно не встретиться взглядом с лежащим справа от меня Дарианом, раскатисто обдающим мои волосы своим горячим дыханием.
За то, что вчера я самостоятельно развозила Ирму, Крис без проблем согласился сегодня справиться с этой задачей без моей помощи, конечно предварительно согласовав этот вопрос с Дарианом. В поместье Риорданов я приехала в четыре часа, чтобы успеть намозолить уже подслеповатые, как заметил Олаф Гутман, глаза Дариана до такой степени, чтобы он вновь начал выходить из себя. И, как только он начал играть по моим правилам, мне не составило особого труда завершить наши прения в постели, после чего уже никто из нас больше не хотел тратить время и силы на выяснения отношений, которых, как до сих пор считаю только я, между нами никогда не было, нет и быть не может.
– Когда-нибудь мы друг друга доканаем, – внезапно и совершенно спокойным тоном произнёс Дариан.
В ответ я лишь гулко выдохнула. На сей раз я была с ним солидарна на все сто процентов, потому и промолчала.
Так я впервые согласилась с тем, что слово “мы” может быть приемлемо в контексте слов Дариана относительно меня и его.
Ещё одна неделя моей жизни прошла быстро.
Ширли всё ещё находится в крайне тяжёлом состоянии с проломленной головой. Родственников у неё давно уже не осталось, однако я была удивлена тому, что Генри уже целых два раза за последние семь дней успел её навестить, с учетом того, какими изощрёнными способами она пыталась свести его со света, лишь бы отобрать принадлежащую ему жилплощадь и всё к ней прилагающееся, на что он трудился добрую половину своей жизни. И всё же, не смотря ни на что, Генри её навещал, в отличие от Чейза Уоррена, который, казалось, мгновенно забыл о своей благоверной. В четверг Генри почему-то вдруг не выдержал подобного хладнокровия со стороны действующего любовника своей бывшей жены, с которой он, всё же, до сих пор не был разведён, и неожиданно предпринял наступательные меры. Он дал Уоррену один час на выселение из его дома и, так как тот не воспринял слова владельца дома всерьёз, вызвал шерифа Идена и его помощника Тэна Бенсона, с которыми в итоге, не без помощи грубой силы, вытолкал нахального иждивенца со всеми его пожитками на улицу. В это время Фултоны так заинтересованно пялились на происходящее и так бурно это всё комментировали, что шерифу Идену пришлось их попросить отправиться к себе домой, пригрозив им штрафом за нарушение общественного порядка. Миссис Фултон ещё что-то проворчала в ответ, но уже спустя минуту послушала редкого голоса разума мистера Фултона и вместе с ним наконец ретировалась под крышу своего дома. Дом же Генри, хотя и был освобождён от злобной кукушки, остался пустовать. Генри не стал в него переезжать, сказав, что решит этот вопрос только после выписки Ширли, в которую, как ни странно, верил только он – доктора настаивали на том, что у Ширли нет шансов выкарабкаться, и мы все были склонны верить словам профессионалов, вот только Генри искренне надеялся на то, что эта женщина вдруг найдёт в себе сверхъестественные силы, чтобы вернуться к жизни. А ведь он её даже больше не любил.
Тем временем расследование по делу о нападении на Ширли Берч – двумя месяцами ранее она вернула себе девичью фамилию – продолжалось. Подозреваемых всё еще оставалось двое – Генри и Чейз – из-за чего посещения Генри Ширли напрягали меня ещё больше. В том случае, если Ширли вдруг испустит дух при его непосредственном присутствии, сухим из воды ему точно уже будет не выбраться, но Генри был глух к голосу разума, впрочем, как и в большинстве спорных случаев в своей жизни.
К концу недели ни одной существенной улики против подозреваемых так и не было найдено, из-за чего Генри и Чейза допросили повторно, однако, первого допрашивали на пять минут меньше второго, что давало нам дополнительную (притянутую за уши) надежду.
Что же касается моих личных догадок относительно того, кто же мог проломить Ширли голову, у меня практически не было сомнений в том, что в этом был замешан её любовник, не смотря на то, что с ним пострадавшая, в отличие от Генри, практически не конфликтовала, по крайней мере прилюдно. И всё же, однажды вступившись за Генри, я разбила Чейзу Уоррену нос, а я ещё никогда не разбивала носов тем, кто не был бы способен на низость. Яркий тому пример – Энтони. Моими стараниями он почти весь свой подростковый возраст проходил с ватой в носу. Возможно это его в итоге и подтолкнуло сделать пластику носа, и превратить его из “вяленой картошки” в “узкую береговую полоску”.
Что же касается Риорданов – с ними у меня вновь начали налаживаться более-менее терпимые отношения. Ирма больше не злилась на меня, снова начала выносить мне мозг школьными сплетнями и спрашивать советы в мелких вещах вроде очередного школьного проекта… Дариан прекратил свои речи, направленные на установление между нами “отношений”, что не могло мне не нравится, хотя я и не обманывалась на тот счёт, что в скором времени он вновь не возобновит игру на этой шарманке. И всё же, после предшествующей этому времени напряжённого периода открытых боёв, мне стало немного легче.
Так наступила пятница двадцать четвёртого октября. Ровно десять лет и четыре месяца с момента…
– Предлагаю через полчаса повторить произошедшее, – едва отойдя от тяжёлого дыхания, предложил Дариан.
– На этот вечер у меня уже есть планы, – вылезая из-под его тяжёлой руки, на глубоком выдохе произнесла я.
Часы на моём мобильном показывали ровно семь. В шесть часов Крис повёз Ирму к Трейси, и хотя Ирма всё ещё и была наказана, Дариан не смог придумать лучшего варианта, чтобы остаться со мной наедине.
– Что за планы? – сразу же поинтересовался он, приподнявшись и сев на кровати.
Интонация, с которой он произнёс свой вопрос, а именно напряжённо-требовательная, мне не понравилась, но на сей раз я предпочла сделать вид, будто ничего не заметила, чтобы не подвергать нас очередному испытанию, определяющему силу наших непробиваемых характеров. В общем я опустила свои высказывания о том, что моя личная жизнь – не его ума дело.
