От одной только мысли о том, что ей предстоит жить монашеской жизнью в абсолютном заточении, Ирма давилась слезами, но от того факта, что Дариан не хочет её ни видеть, ни слышать, она начинала рыдать навзрыд. До сих пор Дариан, для неё вечно заботливый и всегда находящийся рядом, никогда не давал ей повода думать о том, что она может быть лишена его общества. Сейчас же, впервые ощутив его по-настоящему серьёзное и “окончательное” отстранение, Ирма чувствовала себя едва ли не самым одиноким существом в этом мире. Она была ещё слишком молода, чтобы догадываться о том, что подобные вещи зачастую не являются “окончательными”. И всё же Дариан был настолько убедительно непоколебим, что в окончательности его решения игнорировать существование своей сестры до скончания веков порой не сомневалась даже я. Особенно по утрам, когда видела зарёванное лицо Ирмы и её опухшие красные глаза, на что Дариан, в свою очередь, не обращал ни малейшего внимания. Он даже не обращал внимания на то, что Ирма, которую он посадил на диету из “еды для обычных людей”, неожиданно резко похудела. Вместо фуа-гра – грибной паштет из железной банки, вместо тигровых креветок – отварная курица, вместо грибного крем-супа – постный бульон, вместо десерта – ничего. Первые три дня Ирма вообще отказывалась есть, пока не поняла, что Дариан не сдвинет своих позиций на этом фронте, и банально не проголодалась. В итоге к выходным девчонка побледнела минимум на два тона, похудела минимум на три кило и выплакала минимум четыре литра слез, отчего её огромные голубые глаза, так похожие на глаза Дариана, теперь казались на размер больше, словно заполняли собой половину пространства её ещё детского лица. Но Дариан, не смотря на всю эту депрессию в доме (даже персонал резко приуныл – особенно Джина, вынужденная готовить только гречку и бульон), оставался непоколебим.
Поведение Дариана меня откровенно напрягало. И даже не столько из-за непреклонно-твёрдого отношения к Ирме, сколько из-за отношения ко мне. Он стал на меня смотреть не просто по-другому, а так, будто с некоторых пор стал видеть меня насквозь.
От его резкой перемены к моей персоне я ощущала постоянное напряжение, которого прежде никогда не испытывала. Четыре недели назад, чтобы остудить тогда вспыхнувший в Дариане пожар по отношению ко мне, я решилась на опасный обман. Я заставила его думать, что какие-то смутные шансы в каком-то смутном будущем у нас – возможно! – могут быть. Я буквально заставила его в это поверить, чтобы он прекратил своё мощное и безустанное давление на наши “взаимоотношения”. В тот момент мне было страшно думать о том, что произойдёт, когда Дариан догадается, что я его обманула. Сейчас же мне было страшно от одной только мысли о том, что он, скорее всего, раскусил мою ложь. Тогда, решившись на обман при помощи постели, я надеялась лишь на то, что к тому времени, когда правда моего полного безразличия к отношениям с Риорданом всплывёт на поверхность, его безумная идея привязать меня к себе успеет “перегореть” и превратиться в пепел. Однако… Дариан Риордан уже тогда не был похож на человека, способного “перегореть” к тому, что когда-то однажды его зацепило, что для меня могло означать только одно – опасность. Ведь его зацепила именно я, но ведь меня это не остановило…
Наблюдая же сейчас поведение Дариана, я постепенно начинала понимать, что наступает моя пора пожинать плоды своих ходов. Дариан Риордан не из тех, кого можно водить за нос. Во всяком случае недолго, и-то, если забраться в его постель голышом. У нас же с этим пунктом в последнее время было туго… Он, словно желая отрезвиться от моего “постельного” влияния на него, перестал взывать меня к выполнению моих обязанностей по договорённости, я же и сама не желала их выполнять или призывать Дариана к их исполнению. Чем больше времени проходило с момента нашего последнего интима, произошедшего в машине, тем чётче Дариан, смотря на меня, различал грани реальности. В какой-то момент я поняла, что становлюсь для него своеобразным наркотиком – он меня не принимает и постепенно начинает трезво мыслить, но его ломка делает его более агрессивным и однажды мне наверняка не поздоровится от его срыва. А срыв произойдёт определённо точно, так как Дариан не то что не собирался бросать свой наркотик – он буквально жаждал передозировки. Именно поэтому он заставлял меня ежедневно приходить и уходить в поместье по часам, хотя в моём присутствии здесь не было никакой необходимости…
Со мной Дариан был мазохистом, но истязал себя лишь для того, чтобы в итоге растерзать меня. Подсознательно я всегда это чувствовала, но, кажется, начала осознавать это слишком поздно…
Глава 48.
Семнадцатое ноября, понедельник, восемь утра, я сижу в приёмной косметического журнала “Мираж” в ожидании своей очереди на собеседование. В девять ноль три я выхожу из офиса на холодную Лондонскую улицу, шагаю до парковки прокручивая в своей голове слова собеседующего меня симпатичного мужчины за тридцать о том, что он обязательно мне позвонит, даже если моей кандидатуре будет отказано. То, как он уверенно заявил о том, что обязательно позвонит мне, заставило меня неодобрительно прищуриться. Он ведь даже толком с моим резюме не ознакомился, решив остановится на информации о моём опыте работы, и тем не менее уже заявлял, что позвонит мне. Вывод логичен: либо я ему сразу не подошла, либо наоборот. В любом случае, заработная плата была высокой, хотя и не такой, какую платил мне Риордан, но у меня уже был чёткий план: я устроюсь на подработку таксистом и, в итоге, смогу компенсировать, а возможно даже превысить, разрыв в заработной плате на новом месте с той заработной платой, которую я имею сейчас.
До декабря осталось меньше двух недель, а это значит, что мне пора уже начинать шевелиться. И всё же меня не расстраивал тот факт, что из-за предстоящего отъезда Ирмы в сторону Ньюкасл-апон-Тайн я потеряю “золотую жилу”. Дариан, конечно, прозрачно намекал мне на то, что не смотря на отъезд Ирмы я останусь “при нём”, но меня это не устраивало. Я и сейчас-то деньги с воздуха брала, фактически получая зарплату за одно лишь своё присутствие рядом с Ирмой, но брать деньги за то, что я буду присутствовать в поместье в качестве, например, гувернантки – это всё равно, что брать деньги за то, что я сплю с Риорданом. Сейчас я хотя бы составляю компанию девчонке, потом же у меня и вовсе не останется обязанностей, кроме как периодически запрыгивать в постель своего босса. И если ту зарплату, которую я получаю сейчас, мне платили изначально – то есть ещё до того, как я начала спать с Риорданом – то следующая моя должность при его особняке, как бы она не звучала, может трактоваться лишь как “девушка для постельных утех”. В общем, я была даже рада, что пора расставания с Риорданами медленно, но верно подкрадывается ко мне с первым снегом, хотя и с опаской смотрела на сумму, которую мне оставалось собрать на операцию Мии за следующие полгода… Буду таксовать всё своё свободное время и, возможно, через месяц-другой подыщу себе третью работу.
На свою действующую работу я приехала на десять минут раньше положенного, поэтому сейчас сидела в машине и, через ворота открытого гаража, в котором припарковалась рядом с машиной Джины, смотрела на дневную серость. День, как и весь ноябрь, был холодным. С утра над центральной Англией навис циклон, вызвавший сильный ветер и не менее сильную морось, отчего влажность резко поднялась, и наступивший день стал самым холодным за этот ноябрь. По крайней мере так сообщала женщина по радиоволне, пока я допивала свой кофе на вынос, которым позволила себе угоститься в Лондоне.
