…Моё лечение было не просто тяжёлым: к середине апреля оно стало страшным. Доктора всерьёз опасались того, что я поврежусь рассудком или банально не выдержу физически. Но я продолжала бороться, особенно теперь, когда Брэм пообещал мне не просто освобождение ото всех зависимостей – он пообещал мне полноценную, нормальную жизнь после. Каждый день он приходил и рассказывал мне о доме с камином, в котором мы будем жить, или о щенке, которого он купит для меня, или о том, как мы вместе будем приезжать в гости к нашим родным… Я только за счёт этого и выживала каждую секунду своей борьбы не на жизнь, а на смерть.
Однажды, когда после очередной ломки во всём теле я едва не сошла с ума, доктора разрешили Брэму провести со мной целую ночь. В какой-то момент, когда я, лежа на его груди и сжимая его промокшую от моих слёз футболку, в очередной раз свела зубы от боли в пылающих мышцах и плавящихся внутренностях, я вдруг услышала, что он заплакал вместе со мной. Прижав меня к своей груди ещё сильнее, он начал раскачивать меня из стороны в сторону, словно маленького ребёнка, и тихим шёпотом приговаривать мне на ухо: “Мы справимся с этим… Мы вместе справимся… Обязательно справимся…”
После этой страшной и одновременно спасительной ночи мне стало становиться лучше.
Наверное именно из-за моего шаткого психологического состояния мне не рассказали сразу о возвращении Изабеллы, которое в итоге оказалось возвращением моей матери. Думаю, они поступили правильно, потому что в момент, когда я её увидела, земля буквально выскользнула из-под моих ног. Следующие несколько дней после этой встречи я провела в неком трансе, и всё это время Брэм был рядом со мной. Его хотели выписать раньше, так как он полностью и успешно завершил свой курс реабилитации, но он заплатил круглую сумму, чтобы иметь возможность оставаться рядом со мной до нашего победного конца. За это время я поняла, что Брэм психологически намного старше меня, но полюбила я его не за это. Я полюбила его за надёжность. Он подарил мне самое ценное – уверенность в том, что хотя бы один человек в этом мире меня не бросит не смотря на моё страшное прошлое, не смотря на моё шаткое будущее, не смотря ни на что. И этим человеком будет он, Брэм Гир. Неидеальный, зато только мой, супергерой.
…Выйдя из палаты Таши, я сразу же обняла Его – Он ждал меня у двери. Брэм и был моей гарантией того, что я не сорвусь и никакого рецидива со мной не случится, я же была гарантией для него: мы – тайное оружие друг друга в этой борьбе. Я косвенно пообещала Таше рассказать ей о нём позже, так как не хотела её напрягать своим счастьем, подозревая её предположительный разрыв с Дарианом. По той же причине я не заговаривала с ней о перенесенном ею выкидыше. Нам с ней ещё предстоит преодолеть в этой жизни очень много высоких планок, осталось только наверняка определиться с людьми, которые захотят и смогут нас страховать. Я с таким человеком определилась.
Весь оставшийся день – первый день моей свободы и моей новой жизни – я хотела провести с Брэмом. Но для начала я хотела увидеться с Жасмин и Мией, и познакомить их с этим человеком невероятной моральной силы. Я ещё не знала, как именно пройдёт это знакомство, но я знала наверняка, что сегодня вечером я засну в своей детской комнате в обнимку с мужчиной, которого за эти долгие месяцы и бесконечные ночи, переполненные болью, надеждой и нежностью, полюбила больше себя.
Глава 14.
– Сегодня, вообще-то, первое июля, – значительно посмотрел на меня Робин.
– И что? – непонимающе посмотрела на собеседника я.
– Что может означать твоё кислое: “И что”? Первый день месяца – это стоит отпраздновать!
– Правда стоит?
– Если не это, тогда что?
– Ладно, давай отпразднуем первый день месяца, – сдавшись, улыбнулась я, при этом согласно кивнув головой.
– Отлично, зайду за тобой через час.
Я посмотрела на настенные часы – они показывали ровно семь часов.
– Хорошо, – согласилась я, хотя и не понимала, зачем откладывать празднование на целый час. Однако я была слишком счастлива узнать, что Робина всё ещё не выписали и, исходя из его слов, у нас ещё есть в запасе несколько дней до этого “радостного” события, так что прилив лёгкой радости в этот момент заглушил во мне и без того отсутствующее в моём нраве излишнее любопытство.
Робин пришёл ровно через час – в восемь ноль-ноль.
– Куда мы направляемся? – интуитивно перешла на шёпот я, наблюдая за тем, как Роб оглядывается и преждевременно заглядывает за повороты.
– Выше, – коротко ответил он.
– Выше? Но мы на десятом этаже: выше больше ничего нет.
– А как же крыша? – игриво посмотрел на меня Робинсон.
– Крыша? – кажется я почувствовала, как расширились мои зрачки.
Больше мы не говорили, даже шёпотом, и мой хромающий шаг заметно ускорился, так как я реально начала бояться не успеть за своим проводником.
Ещё пара поворотов, и мы оказались в неосвещённом закоулке с узкой лестницей, отделанной старой разбитой плиткой и новыми стальными перилами. Лестница вела вверх, и там, наверху, виднелась уже открытая настежь дверь, в проёме которой можно было рассмотреть сгустившиеся на небе дождевые тучи.
– Пошли, – скомандовал Робин, после чего с нереальной скоростью начал преодолевать путь наверх. Я сразу же последовала за ним, но моя хромающая нога слишком очевидно подводила меня, поэтому в момент, когда Роб достиг лестничной площадки и оглянулся, я едва миновала середину пути и явно не имела возможности ускориться. – Тебе помочь? – серьёзно спросил он, будто, скажи я ему в этот момент, что действительно не отказалась бы от его помощи, он сию же секунду спустился бы вниз, подхватил меня и потащил к финишу.
– Нет уж, справлюсь как-нибудь сама, – усмехнулась я, продолжая с упорством подниматься вверх, одной рукой держась за стальное перило, второй рукой за внезапно начавший колоть бок.
Когда я наконец взошла на лестничную площадку, я едва ли не выплёвывала свои лёгкие от неожиданно сильной одышки, поэтому, упершись обеими руками в бока, я согнулась напополам и попыталась отдышаться.
– Да уж, тебе определённо ещё долго придётся восстанавливать свои силы, – поджал губы Роб, похлопав меня по плечу.
– Ты меня не знаешь, – я разогнулась в попытке начать дышать ровно. – Я живучая. На мне заживает лучше, чем на самой здоровой собаке.
– Верю, – улыбнулся Робин. – Но как насчёт того, чтобы прокатиться? – он метнул взгляд вбок, и я перевела свой взгляд в тот же тёмный угол. Открытую дверь подпирала дряхлая, с ржавыми колёсами инвалидная коляска.
– Не против, – прикусила нижнюю губу я. – Но если мы её возьмём, дверь захлопнется и два наших белоснежных скелета найдут на этой крыше спустя несколько лет.
– И наши заблудшие души будут обречены еженощно бродить по коридору десятого этажа этой мрачной больницы?
