Осмотрев первый этаж я убедилась в хорошем вкусе хозяина квартиры, выраженном в выбранной им мебели и тяге к отсутствию захламлённости, второй же этаж утвердил моё мнение относительно отточенного и близкого к моему вкусу вкуса Роба.
Второй этаж состоял из: расположенной чуть левее от лестничной площадки, практически напротив лестницы, просторной ванной комнаты с отдельным душем и джакузи, здесь же был и туалет с биде; из спальной комнаты для гостей, которую мы осмотрели в самом конце (она была расположена правее от ванной, тоже по левой стороне); далее, уже по правой стороне, следовала комната Робина, достаточно просторная, с большой двуспальной кроватью, широким платяным шкафом без зеркал и небольшим столиком – всё в светлых тонах; левую же и правую часть этажа соединяла стена с выходом на огромную, полностью остеклённую террасу, из которой Роб хотел когда-нибудь сделать комнату для отдыха с личным мини-палисадником, но так как у него не было времени и опыта в этом деле, план оставался только планом; последней комнатой, расположенной справа от моей временной спальни и напротив спальни Роба, была комната, напоминающая никому не нужный кабинет с письменным столом и наполовину пустующим стеллажом библиотеки.
Что касается спальной комнаты для гостей, которая мне предлагалась хозяином апартаментов, она, как и все стандартные спальные комнаты для гостей, была наполовину меньше комнаты хозяина квартиры, однако мне она показалась более уютной. Слева от входа – огромный платяной шкаф на всю стену, справа – кровать-полуторка, перед кроватью – косметический столик с закрывающимся зеркалом, перед ним – мягкий табурет, под ногами пушистый ковер – всё выполнено исключительно в светлых тонах.
– Комната, как и вся квартира, отличная, – поджав губы, улыбнулась я. – Где можно взять постельное бельё?
– Оу, твоя постель уже застелена, – Робин почесал указательным пальцем скулу. – Я заранее приготовил тебе спальню… Ночью ненадолго сбежал из больницы, – он уже начинал розоветь от неловкости, я же не знала, что ему ответить или какими словами показать, что меня не смущает (хотя это не совсем так) факт того, что ради моей скромной персоны так серьёзно заморочились, поэтому в ответ я выдала лишь короткое “спасибо”.
Так выяснилось, что моё присутствие здесь будет больше вводить в стеснение и неловкость Робина, нежели меня. И мне это подходило намного больше, так что с этого момента я ощутила сладостное облегчение и начала вести, и чувствовать себя так, как если бы меня пригласили погостить к себе Байрон с Нат. Различие было лишь в продолжительности нашего знакомства, но даже это мне нравилось. Пока что всё складывалось весьма неплохо, и у меня не было ни единого повода переживать.
Замечательно. Давно я не находилась в обстановке, склоняющей меня к состоянию покоя. Оставалось только выжать из этого периода затишья максимальное количество реабилитационного душевного спокойствия, прежде чем вновь вернуться в свою запутанную жизнь.
Глава 18.
После того, как Робин показал мне пустующую гардеробную, дверь в которую была встроена в платяной шкаф справа от моей кровати, я вспомнила о том, что у меня лишь один комплект сменной одежды и все мои финансовые средства, состоящие из зарплаты, которую я так и не успела толком растратить, находились у меня дома, куда мне нельзя было возвращаться ближайшие сутки минимум.
Подумав о доме, я сразу же вспомнила о мобильном, покоящемся на дне рюкзака. Сказав Робину, что скоро спущусь вниз, чтобы составить ему компанию за завтраком, я вытрясла на пол всё, что было у меня в рюкзаке, после чего за два раза запихала всю эту кучу в самую большую свободную полку в шкафу.
Взяв телефон в руки, я замерла, увидев количество пропущенных звонков, до сих пор остававшихся мной незамеченными из-за беззвучного режима. Сев на край кровати, я с замиранием сердца открыла журнал вызовов. Из двадцати трёх пропущенных лишь два принадлежали отцу и ещё два матери, остальные девятнадцать совершил Дариан. Из трёх зол я выбрала ту, которая должна была оказать наименьшее сопротивление моим действиям, поэтому я набрала номер матери. На мои слова о том, что я некоторое время поживу в Лондоне “у друзей”, она с лёгкостью согласилась, хотя и выразила сожаление относительно того, что я предпочла пожить у друзей, а не со своими родителями. Её не было в моей жизни слишком долго, чтобы она могла знать о том, что у меня нет таких лондонских друзей, у которых я могла бы на некоторое время приткнуться. Только находившиеся в отдалении от Лондона Нат и Коко. Тех же знакомых, которые у меня остались с университетских времён и времён работы в лондонской редакции, я не считала друзьями. Таким образом у меня была масса знакомых, в то время как количество друзей можно было счесть на пальцах одной руки. Такова была моя натура, о которой моя мать могла догадываться, но не знать наверняка.
Следующий звонок дался мне сложнее. Я несколько минут тупо пялилась на телефон в своих руках, пока не уловила их лёгкую дрожь. Мысленно одёрнув себя словами: “Бред, я справлюсь. С этим просто необходимо завязывать – иначе мне не вылечиться,” – я наконец нажала кнопку вызова Его номера.
Облегчение, которое меня накрыло после первых пятнадцати гудков, невозможно было описать словами. Одновременно с облегчением наступило замешательство: я не знала, что произнести после сигнала автоответчика, поэтому против собственной воли промолчала целых семь секунд.
Наконец найдя в себе силы разжать накрепко сцепленные зубы, я начала:
– Я беру тайм-аут… Не ищи со мной встреч – это может усугубить ситуацию. Просто продолжай жить той жизнью, которой жил до меня, и не мешай моим попыткам наладить собственную жизнь. Прощай.
Я отключила звонок лишь спустя ещё несколько “немых” секунд, словно осознавала, что эти секунды последние в этой нашей с Дарианом истории. Больше никаких голосов, сообщений и звонков – ни входящих, ни исходящих.
Нажав кнопку отбоя, я вытащила из телефона сим-карту, разломала её напополам и уже спустя минуту, закрывшись в ванной комнате, смыла её в унитаз.
Покрывшие небеса плотной вуалью тучи не рассасывались весь день, устрашающе клубясь тёмными вихрями, но больше не выбрасывая на землю ни дождя, ни града. На ужин мы с Робином сделали с десяток горячих бутербродов с разными начинками, и теперь, сидя в столовой у панорамного окна, предоставляющего вид на открытую террасу, восхищались домашней пищей, так резко отличающейся от больничной.
…День прошёл хорошо. Моё волнение из-за утренних звонков к обеду окончательно развеялось, после чего всё начало казаться мне не таким уж и мрачным. Пока Робин отлучался в ближайший супермаркет (вернулся он спустя час с пятью огромными пакетами, набитыми всевозможной едой и напитками, которые я сортировала и раскладывала в холодильник битые десять минут), я успела принять душ, привести в порядок свою голову как внешне, так и внутренне, и переодеться в единственную сменную одежду, которую пару дней назад привезла мне в больницу Пенни: бюстгальтер, трусы, короткие носки, тёмные джинсовые леггинсы, длинная серая футболка широкого кроя. Почувствовав себя чистой и максимально собранной, я стала ощущать себя заметно лучше, и Робин, после возвращения из супермаркета, проветрившись и вступив в одну волну с моим лёгким отношением к ситуации с нашим “временным сожительством”, стал вести себя более расслабленно, словно разрядился от напряжения, в которое несколькими часами ранее сам себя и загнал.
