Пени благополучно переносила первые месяцы своей неожиданной беременности, о чём, впрочем, мне рассказывала Пандора, так как ни Руперт, ни сама Пени не затрагивали со мной эту тему, явно испытывая неловкость из-за произошедшего со мной несчастного случая. И это ещё с учетом того, что они были в неведении относительно поставленного мне после трагедии диагноза – бесплодие. Максимальная чуткость с их стороны как всегда была предсказуема и как никогда необходима, за что я была им в который раз за свою жизнь искренне благодарна.
Хьюи окончательно избавился от костылей и уверенно перешёл на трость. Помимо этого у него явно прогрессировали романтические отношения с Эсми, однако не смотря на их наличие никто толком не знал, что именно между этими двумя происходит и на какой именно стадии находится их столь трепетная связь.
Миша и абсолютно загадочный для меня Брэм, которого я до сих пор так ни разу и не имела чести видеть, весь август провели на родине последнего. Не смотря на то, что Миша регулярно звонила домой, чтобы пообщаться с Жасмин и Мией, она совершенно ничего не рассказывала семье о том, где конкретно она находится и чем занимается. У меня на этот счёт даже начали появляться подозрения, но я не высказывала их вслух, боясь спугнуть пока ещё шаткое, но уже вполне осязаемое счастье настрадавшейся сестры.
После того, как Айрис вернулась из “свадебного” путешествия, она не прекращала разговоры о том, что хочет отправиться в путешествие автостопом по маршруту Франция-Испания-Португалия, которое, по её расчетам, должно продлиться минимум полгода. Для этого сомнительного мероприятия она даже нашла себе напарника. Сомнительным это мероприятие казалось мне оттого, что до сих пор двадцатиоднолетняя девчонка ещё ни разу не сталкивалась со значением слова “автостоп”, и во-вторых, её напарником должен был стать двадцатипятилетний парень из Майнхэда, которого она нашла через какой-то никому не известный интернет-ресурс и которого она, естественно, знала только по паре-тройке фотографий в его профиле. Легкомысленность Айрис начала меня поражать ещё до того, как она дала согласие на брак с Дэйлом Келли, после чего успешно сбежала от него буквально из-под венца, толкнув при этом не самую приличную речь, однако теперь, зная, что она собирается пуститься в полугодовое путешествие с неизвестным мужчиной по неизвестным местам, вместо того, чтобы хотя бы попытаться восстановиться в университете или начать получение другого образования, что-то начинает мне подсказывать, что эта девчонка так всю свою жизнь и будет ходить по свету с ветром в голове. Возможно это и неплохо – не относиться к своей жизни серьёзно – однако это точно не путь к лёгкому существованию.
В начале августа родители были вынуждены вылететь в Нью-Йорк, чтобы разобраться с весьма серьёзным вопросом. Последнее десятилетие Стелла проживала на территории США под чужим паспортом, фактически выдавая себя за гражданку Соединённых Штатов, на самом деле таковой не являясь. По факту, всё это время она являлась для чужого государства незаконной мигранткой. Вопрос был очень серьёзным, матери грозили серьёзные штрафные санкции и крупные проблемы в художественном мире (выходило, что она, сама того не зная, всё это время выдавала себя за признанную на Западе художницу Изабеллу Палмер), и из-за этого вопроса у всех нас тряслись поджилки вплоть до середины августа, пока Патрик Ламберт, бывший ухажёр матери, не разрешил всю ситуацию как нельзя лучше. Стеллу признали невиновной, доказав её амнезию на первом же судебном слушании, более того, ей сразу же, в зале суда, предоставили право на получение гражданства вне очереди, после чего интерес к её работам, а вместе с ним и их ценность резко возросли. В конце августа отец и мать, в компании с Патриком Ламбертом, начали думать о том, как объединить скрипичное ремесло отца с художественным творчеством матери, и у них даже появились какие-то стоящие внимания идеи, в которые я, почему-то, не изъявила желания вникать. Тот факт, что я, возможно, в ближайшем будущем стану дочерью относительно богатых и даже немного знаменитых в США родителей, заботил меня даже меньше, чем рассказ Стеллы о том, что Патрик Ламберт увлёкся какой-то начинающей арфисткой, играющей в “Метрополитен-опере”, при этом совершенно наплевав на то, что разница в их возрасте составляет целых двадцать восемь лет (девушке всего двадцать четыре года). Кто бы мог подумать, что эти двое впоследствии не только создадут счастливую семью, с которой родится талантливая дочь, но и проживут в браке без малого тридцать лет, пока смерть не разлучит их.
Что касается Жасмин и Мии – они сейчас находились под пристальным присмотром Амелии и Айрис (которая, не смотря на все свои речи о сумасшедшем путешествии автостопом, пока что продолжала свою работу в спортивном клубе Руперта). Помимо Амелии и Айрис у девочек ещё были и соседи Генри с Гретой (эта женщина всё-таки переехала из Берлина вслед за своим возлюбленным), и ежедневно заходящие проведать их Руперт с Пени, так что за племянниц я не переживала.
Да и в принципе я перестала переживать.
Практически каждую ночь перед сном я принимала мощное снотворное, если только случайно не забывала выпивать свои “спасительные” таблетки. В результате я спала как убитая, без единого кошмара или намёка на преждевременное пробуждение, а Робин был доволен тем, что мои приступы ночных криков прекратились, что выражалось его молчанием на данную тему.
Я получила от мистера Томпсона сообщение о том, что процесс функционирования его электронного журнала скоро будет автоматизирован, после чего он предлагал мне вступить в команду журнала уже в качестве журналиста. По факту меня предупредили об увольнении, преждевременно предложив мне новое рабочее место, которое, по идее, должно было нравиться мне даже больше предыдущего, так как новая должность должна была предоставить мне большее поле для деятельности, но… Я – журналист?.. Не знаю – не знаю…
К концу августа мысли о том, что Риордан рано или поздно найдёт меня, постепенно отступили на задний план… Медленно, но верно, волны спокойствия начинали накатывать на мою душу, словно тихо шепчущий прибой. Мне становилось легче…
Лето этого года выдалось дождливым. Дождь лил как из ведра, иногда переходя на прозрачную морось, и всё же в Лондоне случались и обманчивые солнечные дни. После таких кратковременных солнечно-тёплых дней по вечерам мы с Робином отдавали предпочтение белому чаю, но стоило тучам лишь нависнуть над нашим городом, и мы вновь открывали очередную бутылку вина из коллекции, которая к концу лета заметно растаяла, хотя Роб и успел пополнить её десятком бутылок, присланных ему его заботливой тёткой: три бутылки прибыли из Милана, ещё две из Брно, остальные же пять в середине августа были присланы из Вены. К началу сентября в нашей коллекции вин не осталось ни одной из новоприбывших бутылок. Собственно это мы и заметили вечером первого сентября.
– То есть, у нас из ста двадцати восьми бутылок осталось восемьдесят восемь? – удивилась я. – Мы что, пропили сорок вечеров?
– Пятьдесят, – невозмутимо заявил Роб. – Ты не учла те десять бутылок, которые нам прислала Полина.
– Пятьдесят дождливых дней… – задумчиво поднесла к губам свой бокал с красным полусухим я. – Как-то многовато для двух месяцев лета.
