Было приятно не только побыть часок наедине с собой и шуршанием дождя, но и вернутся в тёплый дом как раз перед ужином.
Оказалось, в отсутствие Полины и Робина, не приезжающих на остров чаще пары раз в год, за этим домом присматривала местная жительница и преданный друг семейства Робинсонов миссис Хардман. Этой интересной во всех смыслах женщине шёл седьмой десяток, но я бы не дала ей больше шестидесяти пяти, тем более её пышные волосы всё ещё не поддавались одолевающей их седине. Оказалось, что миссис Хардман начала жить в этом доме лишь три месяца назад, до этого лишь появляясь здесь пару раз в неделю, чтобы протопить камин во избежания сырости и плесени, и попротирать пыль. Миссис Хардман была не просто другом семьи, она работала экономкой у отца Робина, а её муж был его личным провожатым по местному лесу во время охоты, но те времена прошли, и отца Робина, и мужа миссис Хардман уже не было в живых, а этот дом всё ещё оставался верным хранителем минувших дней.
Три месяца назад, когда личный дом миссис Хардман был уничтожен пожаром, Полина, узнав об ужасе, произошедшем с другом их семьи, предложила ей жить в их доме. Так как у единственного сына миссис Хардман, живущего по соседству, была очень большая семья – шестеро детей и уже двое внуков – женщина предпочла принять предложение Полины, вместо того, чтобы стеснять семью своего сына, в доме которого и без неё все комнаты были забиты доверху. Так она перебралась жить сюда, отчего дом, в который мы приехали, совсем не выглядел заброшенным. Напротив, сын миссис Хардман помог привести в порядок двор, а её внучки от второго брака сына, пятнадцатилетняя Лейс и двенадцатилетняя Линси, судя по всему, навещали её ежедневно, отчего дом казался ещё более оживленным.
Жизнь вокруг меня снова кипела. Я слушала рассказы миссис Хардман о деревне и острове в целом, делилась с Лейс и Линси своими впечатлениями о Лондоне, наблюдала за тем, как соседский пятилетний мальчишка ежедневно гоняет мимо нашего дома своё небольшое стадо из двух коз и пяти козлят, радовалась тому, как ловко Полина обходилась с Теном и Джоуи, отчего создавалось впечатление, будто эти дети вовсе не способны плакать в её присутствии… И, конечно же, венец этого тихого счастья – Робин, с его внезапно обострившейся потребностью в объятьях, из которых я, казалось, не вылезала двадцать четыре часа в сутки.
Я всё ещё продолжала каждый день осязать своё счастье. И это было прекрасно…
Я не ожидала, что мы задержимся на острове дольше, чем на две недели, но вот уже шёл первый день июня, а об отъезде Робин заговорил лишь после того, как я в десятый раз за прошедшую неделю поинтересовалась у него о том, почему мы тянем с возвращением в Лондон. Не то чтобы я что-то начинала подозревать – нет, всё было в порядке – просто я не понимала, почему Робин меня с самого начала не предупредил о том, что мы едем сюда на столь длительное время. Я даже не могла наверняка сказать растерянной Моне, когда именно мы вернёмся, а ведь от этого зависела её заработная плата.
В последний вечер перед отъездом в Лондон, мы с Робином сидели на открытой террасе на деревянных садовых лежаках и наблюдали за солнечным закатом. Хотя мы и находились с восточной стороны дома, и не видели захода солнца, мы видели, как его последние лучи играют в мокрой от прошедшего днём ливня траве. Природа вокруг нас так искрилась и так благоухала, что, кажется, я никогда не забуду того вечера.
– Интересно, почему Флаффи дала детям именно эти имена? – неожиданно прервал тишину Робин.
– Не знаешь, вдруг у неё были братья или отец с таким именем? – предположила я, вспомнив о Мартине Джереми МакГрате, моём пятом по счёту племяннике.
– Нет, у неё не было родственников… – Робин сдвинул брови, явно над чем-то задумавшись.
Подождав ещё минуту, я решила задать ему вопрос на совершенно другую тему, который мучал меня со дня моего знакомства с Полиной:
– Роб, ты знаешь, почему Полина носит только чёрный цвет? Нет, она, конечно, иногда добавляет в свой образ и другие цвета, но она никогда не избавляется от чёрного. Ей он, безусловно, идёт, и даже очень, но… Откуда такая преданность одному цвету?
– Это своеобразная дань памяти её мужу, Душану.
– Но ведь прошло столько лет, – мой голос выдал мой лёгкий шок.
– Четыре года.
Откровенно говоря, я была потрясена услышанным.
– И она до сих пор носит траур?..
– Да, знаю… Но у Полины с Душаном было нечто большее, чем просто связь. Это были невероятно возвышенные отношения, невероятная любовь… Такое бывает лишь один раз в жизни, – Робин едва уловимо вздохнул. – Как думаешь, если бы ты попала в подобную ситуацию, ты бы сколько прожила в подобном режиме?
– Ты вообще о чём? – я посмотрела на Робина широко распахнутыми глазами.
– Знаешь, если бы меня вдруг не стало, я бы не хотел, чтобы ты, подобно Полине, поставила крест на своей личной жизни. Наверное поэтому я даже отчасти рад, что между нами нет того, что было у Полины с Душаном. Я его хорошо знал. Едва бы он был счастлив увидев, как Полина мучается без него.
– Но у нас с тобой очень прочная связь…
– Это не то, – Робин резко повернул голову в мою сторону.
– Может быть, – я прикусила нижнюю губу. – И всё равно, каждый бы из нас страдал, исчезни вдруг второй.
– Ну, допустим, сколько бы ты мне разрешила страдать?
– А сколько бы ты захотел?
– Вопрос нечестный и слишком риторический. Хорошо, допустим, через какое бы время ты бы была не против моих отношений с другой женщиной?
– Очень странный разговор, не находишь? – я сдвинула брови, но Робин улыбался, поэтому я тоже заулыбалась. – Ладно. Три месяца.
– Серьёзно? – брови Роба резко взмыли вверх.
– По-моему, более чем достаточно. Тем более я бы не вынесла, узнав, что ты страдаешь по мне дольше одного календарного квартала. Не для того я с тобой сошлась, чтобы в итоге стать причиной твоих страданий.
– Ну знаешь, исходя из тех же соображений, я бы всё равно не дал бы тебе три месяца. Этого слишком мало.
– Вот как? – заинтересованно посмотрела на собеседника я. – И какое количество времени ты находишь оптимальным?
– Полгода.
– Полгода? Серьёзно?.. Ты серьёзно видишь меня в постели с другим мужчиной уже спустя полгода после своего ухода?
– Ладно, восемь месяцев… И не смотри на меня так! Ты вообще опустила мою планку самоуважения до трёх месяцев.
– Я не делала ставку на то, что ты бы лёг с другой женщиной уже спустя три месяца. Я говорила, что мне хотелось бы, чтобы ты как можно скорее нашёл себе спутницу жизни, которая смягчила бы удар от утраты меня.
– Ладно, я тоже не думаю, что ты уже спустя полгода нежилась бы в объятиях другого. Но я бы не был против, если бы это произошло не ранее чем через шесть семь…
– Вы два малолетних придурка, которым понадобился бы ровно год, – послышался уверенный голос Полины за нашими спинами.
