Я больше не могла терпеть сжатой пульсирующей боли в своей грудной клетке. Не выдержав, я начала плакать, лихорадочно надеясь на то, что у меня не начнётся приступ удушья, о наличии которого у меня, никто из моих родственников, естественно, до сих пор не подозревал.
Я попыталась спрятать слёзы за ладонями, одна из которых всё ещё была перебинтована, так что мне непозволительно было её мочить… Из-за этого слёзы стали только ещё более неприкрытыми…
Увидев мою неожиданную слабость, Хьюи мгновенно вскочил со своего места, чтобы обнять меня, я же продолжила сидеть на барном стуле, давясь, глотая и стараясь подавить свои слёзы.
Всё это было так больно… Так больно…
Глава 66.
Лавка Хьюи открывалась в восемь часов, так как желающих приобрести свежую выпечку перед началом рабочего дня в городе выявилось более чем достаточно. У Хьюи даже появились постоянные клиенты, для которых он делал выпечку на заказ.
До открытия оставалось ещё пятнадцать минут, но у моего брата уже всё было готово: всё то время, что мы с Хьюи разговаривали, Эсми трудилась на кухне, из которой теперь доносились невероятные душистые ароматы свежей выпечки.
Хьюи выучился на пекаря-кондитера за шесть месяцев, окончив специальные курсы в конце осени и получив сертификат высшей степени. После выхода из комы он не мог спать больше пяти часов в сутки, так что свободное ото сна время он без проблем разделял между спортом и любимым занятием, что теперь ему и позволяет вести успешный бизнес.
Что касается личной жизни, у Хьюи наладилось что-то вроде “тихого счастья”. Жилые комнаты на втором этаже были доделаны на две недели раньше, чем лавка на первом этаже, однако это не помешало Хьюи перевезти сюда Эсми до того, как ремонт был окончательно завершён. Пятилетней Бони досталась отдельная комната, которой у неё прежде никогда не было, отчего её обожание к Хьюи, по его словам, подлетело до небес. Между ними завязались настолько тёплые отношения, что уже спустя неделю после переезда Бони начала уверенно называть его папой, чего лично я никак не могла представить.
Хьюи, и вдруг отец?!. Серьёзно?.. Хотя, кто бы говорил…
Что же касается Эсми, она начала серьёзные отношения с Хьюи практически сразу после того, как он выписался из больницы. Он только начинал занаво учиться ходить, и Эсми даже не догадывалась о тех деньгах, которые оставил ему Энтони. Если говорить точнее – ни о каких деньгах она не знала до тех пор, пока Хьюи не привёл её в свой собственный дом-лавку…
Итак, о деньгах Эсми не знала, впервые переспали они за полгода до открытия лавки, и она всегда была рядом с Хьюи, жертвуя ради него не только своим временем, но принеся на алтарь всесожжения даже работу. Из-за того, что она предпочла помогать Хьюи в ориентировании в новом для него мире, у неё практически не осталось времени на себя, дочь и работу. В частности последнюю она в итоге и потеряла. В нашем небольшом городке рабочих мест как таковых толком не было, поэтому Эсми планировала устроиться фасовщицей в гипермаркет на окраине Лондона, до которого ей приходилось бы ежедневно добираться на электричке, однако Хьюи предложил ей рискнуть и поставить всё на его лавку, предложив ей стать его помощницей на кухне. Эсми не колебаясь согласилась и, к счастью, удача приняла их сторону – лавка Хьюи в первый же месяц принесла прибыль, всего лишь на тридцать процентов ниже прибыли Руперта от его тренажерного зала. Это не просто внушительная сумма – это самый настоящий успех.
Четверть от выручки Хьюи ежемесячно тратил на медицинское обслуживание бывшей свекрови Эсми – шестидесятипятилетняя миссис Крофтон в последнее время сильно сдала в здоровье и нуждалась в срочном лечении, а кроме Эсми и Бони, с которыми до сих пор она делила крышу своего старого домика, у неё больше никого не осталось, так что Хьюи решил взять и её под своё крыло.
Хьюи – отчим, Хьюи – опекун одинокой старушки, и, наконец, Хьюи – жених. Они с Эсми решили пожениться в ближайшее время, однако с датой до сих пор не определились, и всё же… Не слишком ли много ответственности для одного Хьюи? Но его, по-видимому, ответственность не пугала. Скорее его пугало одиночество, которым он пресытился за более чем десять лет своего беспамятства.
…Я ушла за пять минут до открытия лавки, не желая лишний раз пересекаться с лишними людьми, а исходя из слов Хьюи, с минуты на минуту как минимум пять человек должны были явиться за свежей выпечкой.
В момент, когда я уже перешагнула порог, вслед за мной на улицу шагнула Эсми, вышедшая из кухни пятью минутами ранее. Она сунула в мою здоровую правую руку две перевязанные белой верёвкой прозрачные коробки – в нижней был белоснежный торт, украшенный ликёрными вишнями, а в верхней красовалось несколько розовых пирожных.
– Не стоит… – я протянула связку коробок обратно, но Эсми прижала свою руку к груди, по-видимому чтобы я не смогла ей вернуть презент.
– Эти я сама делала. Пожалуйста, возьми… И Тену с Джоуи передай.
– Спасибо, – коротко выдохнула я и, развернувшись, направилась к своей машине.
Прежде чем сесть за руль, я ещё раз махнула рукой Эсми и стоящему позади неё Хьюи, к которым уже приближались первые три посетителя.
Поставив коробки с кондитерскими изделиями на кресло рядом и пристегнувшись, я ещё раз посмотрела в сторону лавки: Хьюи и Эсми были увлечены внутрь к прилавку потоком из трёх пенсионеров, так что я их уже почти не видела. Я бросила взгляд на пирожные. Стоило ли сказать Эсми о том, что я до сих пор ещё не кормлю Тена с Джоуи сладостями, ограничивая их в лишнем сахаре? Что ж, придётся заехать сегодня вечером к Полине. Она сама не фанатеет от сладкого, однако наверняка не откажется выпить со мной пару чашек чая.
…Жаль, что я не пришла к Хьюи раньше. Увидев его, мне впервые после смерти Робина стало как будто бы легче. Как будто бы когда-нибудь и моё беспамятство тоже окончится, и я тоже смогу открыть свою кондитерскую лавку… А пока, я понятия не имею, как отличить горечь от сладости.
Глава 67.
Я совершенно забыла о существовании своего нового знакомого, пока на третий день после посещения мной Хьюи не пролила на повязку на левой руке часть своего двойного виски, так и не успев его пригубить. Повязку я, естественно, сразу же сняла и выбросила в мусорное ведро, а когда осмотрела руку и удивилась скорости заживления шрамов, первым делом вспомнила о “чудо-мази”, которой дважды прошёлся по моим ранам доктор Даддарио, а уже потом и о самом существовании доктора.
Наливать себе повторную порцию, раз уж не удалась первая, я не захотела, вместо этого оделась и спустилась вниз, по пути попрощавшись с мистером Кембербэтчем, этим вечером отчего-то несущим вахту в гордом одиночестве.
Мона осталась сегодня с ночёвкой в детской спальне, так что я не сомневалась в том, что этим вечером выпью. Оставались ли вопросы: как? где? и с кем? И так как привлекать к этому делу я не хотела никого из своего ближнего окружением, за исключением Натаниэль, выбывшей из моих алкогольных планов на ближайшие два года, вариантов у меня оставалось не много.
