Поэтому цель созидательной деятельности мышления – сформировать словно бы априорную конструкцию. Мышление с самого начала отличается от опыта: оно должно формулировать некое определение объекта в себе. Это означает, что какой-либо аспект материального мира подвергается очистке, и этот абстрактный процесс происходит лишь в мысли, он не существует в реальной жизни. Скажем, самые простые определения: точка, не имеющая площади, линия, не обладающая шириной, плоскость без толщины и линия, образованная движением точки, плоскость, образованная движением линии, тело, полученное в результате движения плоскости. Все эти примеры – из евклидовой геометрии, они являются продуктами конструктивной деятельности мышления, предельно очищенными мыслительными абстракциями. А единое целое, образованное на базе этих предельных абстракций, также не более чем рафинированная целостность, кажущаяся априорной конструкцией. Поскольку «человеческие понятия субъективны в своей абстрактности, оторванности»
[192], то в самом деле возникает вопрос о «свободном творчестве человеческого духа», на котором неоднократно заострял внимание Эйнштейн. Для человеческой деятельности такая субъективность необходима, ибо «метод восхождения от абстрактного к конкретному есть лишь способ, при помощи которого мышление усваивает себе конкретное, воспроизводит его как духовно конкретное». В действительности, данный процесс – это созидательная деятельность мышления, и в его ходе мышление способно повторять объект лишь субъективно, через восхождение от абстрактного к конкретному. Это и есть особый человеческий метод отражения. Однако практика способна устранить эту субъективность.
В-третьих, под конструктивной работой мышления понимаются объективные мыслительные формы, установленные конкретной эпохой в качестве образцовых.
Творческая деятельность мышления не только лишь субъективна и происходит не единственно в мышлении: фактически она всегда выражается в какой-либо объективной мыслительной форме. Когда некий тип мыслительного конструирования (то есть заданная понятийная структура) признается обществом, он тут же будто бы становится объективно действующим и формируется в виде устоявшейся модели. Маркс полагал, что в капиталистических производственных отношениях категории буржуазной политэкономии являются «общественно значимыми, следовательно объективными мыслительными формами». Категория и ее отношения могут превращаться в объективные мыслительные формы – это и есть стандартизация, моделирование и объективизация, производимые конструктивной работой мышления. Изначально категорийная структура представляет собой лишь порождение производственных отношений, а значит, отношений практических. Но как только она объективизируется (иными словами, как только произведет некое «инерционное движение»), то сформируется своеобразный феномен кажущегося обусловливания мышления этой категорийной структурой: возникнет мистицизм, магия.
Впрочем, стоит лишь подойти к изучению категорийной структуры в терминах историцизма и генетики, как она тут же «немедленно исчезает, как только мы переходим к другим формам производства». Созидательности мышления во все времена была свойственна объективность, но также был присущ и исторический характер. По мнению Энгельса, в процессе исторического развития мышления познающего человека различные воззрения на универсальные связи внешнего мира, возникавшие в разные эпохи, были необходимы и для теоретического естествознания, потому как предоставляли некие мерила для доктрин этой науки. Очевидно, что такие мерила были историчны по своему свойству: всякая конструктивная деятельность мышления – теория – исторична и неизбежно сменяется новой теорией.
Творческий характер мышления показал специфику познания мира человеком: для раскрытия внутренней сущности мира необходимо задействовать конструктивную функцию мышления. Однако созидательный характер мышления не уникален и не единичен: он, в свою очередь, также был однажды сконструирован и будет впоследствии вытеснен новой теорией. Нужно осознать, что нельзя увязать в определенной модели созидательной деятельности мышления. В связи с этим следующим шагом должно быть освоение рефлексии мышления.
Роль рефлективного характера мышления
Мышление не только конструктивно, но и рефлективно. В декартовом «все подвергай сомнению»
[193] впервые за историю философии по-настоящему была сформулирована задача рефлексии. Декарт разделил мышление на две части. Особенность первой состоит в том, что мышление исходит из очевидного понимания, как в эвклидовой геометрии, и развивается в целую систему знаний. Эта первая часть похожа на конструктивное мышление. Вторая часть – «сомнение во всем». В ней мышление, руководствуясь принципом «подвергай все сомнению», всматривается в самое себя, устраняет все свои предубеждения и идеологические преграды. Эта часть сходна с рефлективным мышлением. Связывая обе части друг с другом, Декарт стремился сформулировать единый процесс мышления, в котором последнее через сомнение находит свою безусловную отправную точку, а затем на основе метода дедукции
[194] создает систему знаний. Очевидно, что роль «сомнения во всем» здесь не тождественна функции дедуктивного мышления, то есть его самоанализу. В декартовой философии между рефлективным и конструктивным характерами мышления уже начали проводиться различия, хотя и смутные.
Затем Кант выразил идею о различиях между конструктивным и рефлективным мышлением в форме двух понятий: «догматическое мышление» и «критическое мышление». В кантовской философии рефлексия преодолела тезис Декарта «все подвергай сомнению» и сравнялась с критикой. А созидательное мышление, в свою очередь, стало рассматриваться как догматическое. «Свою критику мы противопоставляем не догматическому методу разума в его чистом познании как науке (ибо наука всегда должна быть догматической, т. е. должна давать строгие доказательства из верных априорных принципов), а догматизму». «Догматизм есть догматический метод чистого разума без предварительной критики способности самого чистого разума»
[195]. Кант представил критику (рефлексию) как мышление, защищающее от догматизма и позволяющее выводить верные догмы. Иными словами, как мыслительный процесс строгих доказательств догматизирование, во избежание ошибок догматизма, должно вооружиться критикой. Три критики – «Критика чистого разума», «Критика практического разума» и «Критика способности суждения» – составляют специфику кантовской философии. А Гегель воздвиг рефлексию еще выше, и у него она обрела самостоятельное значение.
