Исторические пути к/через современность и их политическая динамика в значительной степени определили траектории марксизма в XXI веке – не столько их сущностное содержание, но границы их экспансии и отступлений, что было обусловлено отложенными воздействиями важных поколенческих событий.
Будущее диалектики
Как интерпретация, критика, анализ и порою направляющая сила современности марксизм не имеет соперников среди современных концепций общества, хотя государственные протоколы действий политиков-марксистов сегодня воспринимаются как полные провалов и неудач. В интеллектуальных терминах марксизм оставался и развивался в первую очередь как историография и позже как социология, как социально опосредованная, но не прямолинейная экономическая критика политической экономии. Однако в рамках «нормальных» академических поисков и науки все «измы» обречены на то, чтобы рано или поздно исчезнуть. Настоящие шедевры диалектики от Макса Адлера до Луи Альтюссера и Дж.А. Коэна обращались к пониманию Маркса и марксизма
206. В таком виде это была домашняя философия. В качестве альтернативы у Анри Лефевра и Жана-Поля Сартра марксистская философия была протосоциологией.
Критическая теория – это лишь западный фрагмент этой глобальной истории, хотя и очень важный, представляющий, возможно, марксизм более чем любые другие течения мысли как диалектику современности. Конвенциональная противоречивость марксизма как науки и как критики упускает из виду один аспект. Научные претензии и самоуверенность марксистов от Энгельса до Каутского via австрийских марксистов к Луи Алютюссеру и его ученикам базировалась на убеждении, что критика уже изначально присуща самой реальности и существует в реальном рабочем движении. Только когда последнее было списано со счетов, возникла реальная возможность критики марксизма за ненаучность.
В этот исторический момент истощения Октябрьской революции и заката промышленного рабочего класса будущая значимость марксисткой диалектики современности должна быть продумана заново. Если в идеях о процессах экономической и культурной глобализации есть что-то верное, то разделение человеческой истории на историю и постисторию не имеет смысла
207. Наоборот, глобальная взаимозависимость и глобальный разрыв между бедностью и изобилием развиваются одновременно. Поляризация жизненных возможностей, если не соперничающих сил, создается в развитых метрополиях. Диалектическое понимание этого смещения противоположностей актуально сегодня не меньше, чем во времена Карла Маркса. Это новый аспект критики, которому не хватает научного бэкграунда классовой теории, равно как и апокалиптики Корша и Лукача. Он требует человеческой заинтересованности вне границ академического разделения труда. Но опять же pace
208 Хабермаса, критика господствующей экономики кажется более актуальной на сегодняшний день, чем теория коммуникативного действия.
Так как не похоже, что капитализм и его поляризация жизненных циклов исчезнут в обозримом будущем, велика вероятность того, что призрак Маркса продолжит преследовать социальную мысль
209. Наиболее очевидный путь вперед для социального теоретизирования, вдохновленного Марксом, – это взглянуть на то, что происходит с давним взаимодействием производительных сил и производственных отношений в глобальном масштабе и их конфликтных последствий для социальных отношений. У марксизма может не быть готовых решений, но его критика не утратила остроты.
Наконец, с возвращением социализма из науки в утопию, есть хороший шанс, что мужчины и женщины, увлеченные критической социальной мыслью, обратятся с возрастающим интересом к великому философу-историку надежды Эрнсту Блоху, который указал, что «марксизм во всем своем анализе расчетливого детектива принимает сказку всерьез, берется за осуществление мечты о Золотом веке»
210. Свободное общество без эксплуатации и отчуждения, о котором мечтали критические диалектики, не обращая внимания ни на какие трудности, – возможно, не столько провал прошлого, но что-то, что еще просто не произошло.
Глава 3
После диалектики: радикальная социальная теория Севера на пороге XXI века
ЕСЛИ социализм и либерализм были центральными концепциями для политической и социальной мысли современности, то на протяжении ХХ века именно социализм, понятый в самом общем смысле, был более успешен в привлечении интеллектуалов и пользовался большей народной поддержкой
211. Социализм был на знаменах массовых партий в Бразилии, Британии, Китае, Франции, Германии, Индии, Индонезии, Италии, Японии, Мексике, России, Южной Африке – на самом деле, практически в каждой крупной стране, за исключением Нигерии и США. К нему обращались, по меньшей мере как к риторике, многие значимые локальные партии, от арктических социал-демократов до африканских националистов. Социализм и коммунизм были привлекательны для самых блестящих умов последнего столетия: Эйнштейн был социалистом и написал манифест «Почему социализм?» для первого номера марксистского журнала «Monthly Review» в США; Пикассо был коммунистом и создавал эмблемы послевоенных движений за мир, возглавляемых коммунистами. Несмотря на свою изначально консервативную направленность и непоколебимые консервативные традиции, Шведская академия присудила Нобелевскую премию по литературе нескольким левым писателям, от Ромена Роллана до Эльфриды Елинек.
