Это сейчас, уже взрослая Лиза понимает, что особенными нас делают не другие люди, а мы сами. А тогда, в девятнадцать лет, мне только казалось, что я знаю эту жизнь.
На другой стороне весов была семья и Ванька. В последнее время у нас дома установился относительный мир. Я не давала поводов для скандалов, а родители старались лишний раз не лесть в мои дела, радуясь тому, что я присмирела. Дашку я убивать не хотела… Ну и Андрюшка, мой славный и сладкий мальчик, который скрашивал мою домашнюю жизнь. Верила, что однажды добьюсь высот и смогу доказать родителям, что я-молодец. Что не зря в нашей жизни были все эти перипетия, сложности, что они могут мной гордиться. Да, чёрт возьми, я ждала их одобрения, даже если совсем не желала жить их жизнью.
А ещё Ваня. Только от одного его имени что-то больно кольнуло в сердце, непонятной тоской расходясь по всему телу. У меня не было к нему африканской страсти или великой любви. Я ведь даже не знала, что толком чувствую к нему. Но это был мой Ванька! С этими его нелепыми кудряшками, пухлыми губами и голубыми глазами. Всем этим своим благородством и правильными представлениями о жизни. Горячими поцелуями и нежными прикосновениями, от которых внутри меня всё завязывалось сладким узлом. Ванечка. Если б мы только не были такими разными.
— Я подумаю.
По лестнице поднималась на негнущихся ногах, придавленная полученными новостями, думами и необходимостью выбирать. Только у самой двери уже проскочила мысль, что надо бы перед родителями извиниться за то, что на сутки пропала.
Ключей не было, поэтому пришлось жать на звонок. Дашка открыла дверь не спеша, смерив меня ехидным взглядом:
— Явилась?
Не стала ничего отвечать, знала же, что иначе поругаемся. Молча отодвинула её в сторону, пройдя в квартиру.
— Мам, пап, Лизка припёрлась! — заорала сестра и шмыгнула обратно на кухню.
Я уже разувалась, когда оба родителя появились в коридоре. То что злятся было понятно без всяких слов. У отца на лице играли желваки, странно, что я ещё не слышала скрежета зубов. Мама выглядела уставшей и от этого постаревшей. Было неудобно перед ними, должно быть, они переживали. Но при Даше, точно подслушивающей через стенку, совсем не хотелось вести никаких разговоров, поэтому я молчала, раздеваясь под их недовольные взгляды.
Поставила кроссовки, сняла куртку.
— И где ты шлялась?! — словно выплёвывая каждое слово, спросил папа. Это был далеко не первый раз, когда он высказывал своё недовольство мной. Но это был первый раз, когда в его тоне было столько презрения.
Не сразу поняла, что именно спровоцировало его на такое отношение, пока в зеркале не увидела, что на мне всё ещё надета кофта Кирсанова. Чёрт. Хотя без неё было бы хуже, там же ночнушка.
Больно закусила нижнюю губу, чтобы по привычки не огрызнуться.
— Эти твои вернулись, да?!
— У них имена есть, — старалась я говорить ровно. — Артур и Максим их зовут.
— Мне без разницы как. Если моя дочь в конец потеряла честь и совесть! — ругался на меня родитель.
— Причём тут это?! — не могла никак я понять происходящего.
— Притом, что как на горизонте появляются эти двое, у тебя башню сносит в конец! Что б им провалиться!
— Пап, они мои друзья! — звучало очень по-детски, но что ещё можно было сказать, я не знала.
— Знаем мы таких друзей! Тьфу! Воспитал же дочь… шалаву! — отец реально плюнул мне под ноги, смачно выругался и скрылся в недрах кухни, громко хлопнув дверью.
Лучше б просто пощёчину дал, и то не так больно было бы. Я стояла зажмурившись и вжав голову в плечи. Ногти больно впивались в ладони, мне казалось, что если ещё чуть-чуть поднажать, то есть шанс, что физическая боль пересилит душевную. Шалава. Вот кто значит я.
— Лиза, а как же Иван?! — включилась в игру мама. Она говорила более взволнованно, и, наверное, без той ненависти, что чувствовал папа. Но вот от осуждения нам было никуда не уйти.
— Он-то тут каким боком?
— Он же тебя так любит! Такой хороший мальчик. А ты… А ты с этими двумя…
— Что я с этими двумя? — и откуда только силы говорить брала? Внутри меня всё словно обмирало, медленно, но планомерно, миллиметр за миллиметром догорали сотни тысяч моих нервных клеток.
Мама не ответила, лишь утерла слезы, выступившие у неё на глазах.
Большего всего на свете боялась, что она всё же решится ответить на мой вопрос, тогда как мне потом было бы жить, если родная мать обо мне такого мнения!
Спряталась у себя в комнате и долго металась из одного угла в другой, пытаясь хоть как-то переварить услышанное.
Самое смешное было то, что у меня никогда не было ничего ни с Максом, ни с Арой. Вот ни одного намёка. Я ж для них малая. Они и знакомых всех от меня гнали. Помню, было уже мне лет семнадцать, когда один из их приятелей попытался ко мне подкатить. Так Ара тогда натурально взбесился так, что чуть не пришиб моего незадачливого ухажёра. А Макс потом добить пообещал, если ещё хоть раз рядом со мной увидит. Мы дружили. При всей моей великой влюблённости в Кирсанова, я и о сексе с ним ни разу в жизни не помыслила. Зато вот с Ванькой у нас было всё. И ни раз. И даже не два. Сколько раз мы отдавались друг другу на нашем диване в его квартире?
И теперь я шалава, потому что… Потому что. От обиды на глазах выступили слёзы. Неужели они действительно такого мнения обо мне? Неужели я действительно настолько плохая, что обо мне можно подумать именно так?
Рухнула на кровать, всеми силами стараясь сдержать рвущиеся наружу эмоции. Не здесь, не сейчас. Ни когда все за стенкой, смотрят телевизор и пьют чай. Или не смотрят и не пьют, но делают что-то примитивное и предсказуемое. Если я и моя жизнь для них блядство, то их жизнь для меня… Приговор!
В этот момент в комнату вошла Дарья, и я демонстративно отвернулась от двери, взгляд тут же наткнулся на небольшое деревце в горшочке, стоявшем на письменном столе. На нём одиноко висел один маленький лимончик, что делало его каким-то ранимым и беззащитным.
— Что это? — глухо просила я у сестры.
— Твой принёс.
— Мой кто? — не сразу поняла я.
— Ванька. С утра сегодня приходил.
Нервно рванула к ней и замерла под самым носом, Дашка от неожиданности даже попятилась назад.
— Как приходил? — испугалась я порядком.
— Вот так. Пришёл и спросил, где же моя Лизонька. Подарочек ей принёс, — сестра наконец-то вспомнила, что она прирождённое мегера и включила весь свой сарказм.
— А ты? Что ты ему сказала?
— А что я?! — театрально воскликнула она, выдерживая все мхатовские паузы. — Правду сказала, что ты посреди ночи с мужиками своими уехала.
Остаток вечера пыталась дозвониться до Вани. Безрезультатно. Сначала он просто не брал трубку, а потом и вовсе выключил телефон. Убеждала себя, что он сегодня на дежурстве или, наоборот, с дежурства, на котором его так загнали, что теперь спит мертветцким сном. И кого волнует, что до этого он всегда отвечал на мои звонки. Всё ведь бывает в первый раз? И вот такие тупые совпадения тоже. Смотрела на телефон и врала себе раз за разом, пытаясь придумать всё новое и новое оправдание себе, ему, всей ситуации. И как мантру повторяла: «Он поймёт, он обязательно меня поймёт».
