— Ромео, дружище, поможешь составить отчёт? — Торе принёс писчий набор в деревянном чемоданчике.
— Спрашиваешь! — Ром отправился к столу, где командир готовил казнь на бумаге для синьорины Эспозито.
— Что вы напишите? — Мими подняла глаза, и я впервые увидела в них не разъярённую фурию, не трусливую мышь, а человека с болью в душе. Маски сброшены, но аплодисменты не к месту.
— Ничего, кроме лжи, — вздохнул Торе. — Скажем — Мими Эспозито перешла на сторону бездны. Засвидетельствуем, опишем место шабаша, добавим красок и героизма Ловчих. В принципе — всё.
— Да-а-а, — Ром поджал губы, изображая сожаление, — казнь назначат на ближайший день. Имущество, как и положено, сожгут, а то, что не горит, очистят от греха и отправят на нужды инквизиции. Конверт с завещанием даже не вскроют. У тебя большая семья, Мими?
— Большая, — наблюдательница закрыла глаза.
— Не стану утверждать, но могут взяться и за родственников, — лекарь подошёл к ней, провёл пальцами по каштановым волосам и коснулся закрытых век. — Мне жаль.
— Вам не жаль, — из уголков глаз синьорины покатились крупные капли.
На этот раз синьорина Мими плакала породисто. По мраморным щекам стекали прозрачные ручейки, а на лице не дрогнул ни один мускул. Изящными пальчиками она собирала скопившуюся влагу, гордо держа голову прямо. Чистота и благородство.
— Сочувствую, — Торе ударил в литавры, завершая театрализованный парад.
— Сальваторе, — строго посмотрела на кучерявого. Слишком уж довольная физиономия для такого финала.
— Считаешь, я чрезмерно жесток, куколка?
Нет, я не считала его жестоким, скорее справедливым, но синьоры явно перегибали палку. Мими искренне поверила в намерение сдать её суду святейшей инквизиции, а командир и лекарь не спешили продолжать представление. Оркестр смолк, актёры замерли в прощальном поклоне, но занавес до сих пор открыт.
— Синьорина Мими, — присела рядом с наблюдательницей, — я живу по фальшивым документам, потому что другого выбора нет. Ромео нарушает закон, из-за любви к отцу, а Сальваторе скрывает прошлое, чтобы не запятнать честь Ловцов. Вы сочувствовали нам, когда писали доносы?
— Я просто не думала об этом, — женщина вытерла слёзы и виновато посмотрела на меня.
— Просто, — я едва заметно улыбнулась, глядя в карие глаза наблюдательницы. — Просто растоптать Великий совет жрецов. Просто выкопать могилы роду Ландольфи. Просто положить монеты на веки синьорине без имени. Просто позволить безумным дочерям бездны убивать…
— Синьорина Эспозито, — командир взялся щепотью за переносицу, — наденьте что-нибудь скрывающее метку. Осмотры будете проходить у синьора Ландольфи. Ваша задача — кодекс Ловцов безумия. Желаю удачи в работе.
Аплодисменты так и не грянули. Почтеннейшая публика покинула зал в мёртвой тишине. Премьера удалась, афиши сорвал ветер, а наши тайны остались за опустившимся занавесом, без единого выстрела на сцене.
***
Если взглянуть на карту — Илиси вот он, руку протянуть, а на деле — вторая неделя дороги не приблизила нас к заветной цели и наполовину. Меня мутило от запахов придорожных таверн и от тряски в дилижансе. Хотелось в ванну с тёплой водой, чистых простыней на просторной кровати: обнять Торе, закинуть на него ногу и проспать до обеда. Синьорина Эспозито, привыкшая жить в сытости, если не сказать — в роскоши, брезгливо смотрела на шедевры кулинарии, которые подавали в трактирах за баснословные деньги, и предпочитала им сыр с хлебом. Ромео, как и я, страдал от постоянного недостатка сна. Он превратился в невыносимого брюзгу. Хотелось залепить рот синьора Ландольфи смолой и насладиться покоем. И только командир оставался командиром. Сальваторе остужал пыл друга, когда эмоции плескали через край, почти не выпускал из рук вожжи и стальной хваткой брал за горло любую неожиданность. Чем дальше уезжали на юг, тем мягче становилась осень, даже походила на прохладное лето — только это и спасало.
В конце концов, на рассвете десятого дня дороги Тор окинул взглядом нашу богадельню, вздохнул и принял решение свернуть с маршрута. Мы отправились в охотничий домик синьора Сальваторе, предаваться лени и обжорству. Слава Великому Брату!
— Там точно будет приличная еда? — Мими на полном ходу пыталась привести себя в порядок — пудрила и без того бледные щёчки.
— Что для вас приличная еда, синьорина Эспозито? — я улыбнулась, глядя на кульбиты наблюдательницы.
— Маринованные верблюжьи пятки, — съязвил Ром.
— Синьор Ландольфи, вы снова меня цепляете!
— Ничего подобного! — лекарь изогнул бровь и уставился в окно.
— Ну, цепляет же? — синьорина застыла с пудреницей и зеркалом, адресуя вопрос мне.
— А-а-ай! — я взмахнула рукой, отгоняя скандал подальше.
Фарфоровая кукла фыркнула, Ромео ухмыльнулся, а я вернулась к чтению. Первый том энциклопедии великих земель Ханерды — одна из немногих полезных покупок, сделанных мной в Польнео. Хотела прихватить второй, но вовремя сообразила, что до старости и этот не осилю. Амэно легко могла сойти за знатную птичку — импозантная внешность, сдержанная мимика, манера говорить глубоким негромким голосом… Видит Сильван, я из кожи вон лезла, чтобы избавиться от диссонанса между внешним видом и внутренним содержанием, но всё равно частенько «пускала петуха», особенно, если дело касалось знаний. Папочка потратил уйму сил, чтобы я знала алфавит, складывала слоги в слова. Он обучал меня по колдовским книгам, других не признавала. Содержание магических фолиантов способно поставить волосы дыбом даже у видавших виды дочерей бездны, но папа героически выстоял, и теперь я могу позволить себе прочесть, кто такой атлет. Изображение совершенно голого мускулистого мужчины на странице энциклопедии заставило щёки загореться — синьор на картинке здорово напоминал одного старого знакомого.
После смерти папы я собирала осколки души, пытаясь привыкнуть к одиночеству, и тут на подмостки моей жизни вышел синьор Пеллегрино. Пелле постучал в дверь лесной хижины, чтобы попроситься на ночлег: назвался наёмником, сказал, что воевал далеко за границами земель Ханерды, а теперь вернулся на родину. Глупо доверять незнакомцу, особенно, если твой дом стоит в глухом лесу. Впрочем, выбора всё равно не было, и я решилась… опоить его любовным зельем — лучшая гарантия, что чужак не причинит зла.
Пелле оказался невероятно красивым мужчиной с крепким, почти каменным телом, густыми волнами тёмных волос до плеч и прозрачными, как весеннее небо, голубыми глазами. Он был старше меня. Не спрашивала, насколько, но седая полоска в тёмной короткой бороде подсказывала — прилично. Так хотелось оказаться в объятиях красавца, будто сама глотнула приворотного зелья и лишилась осторожности. Первый волнующий опыт — порочная страсть, смешение запахов наших тел и новый, ещё неизведанный аромат удовольствия — я провалилась в бездну наслаждения. Гладила ладонями бронзовую кожу любовника, находила шрамы, и сладкое, дразнящее чувство накрывало с головой: Пеллегрино — воин, победивший саму смерть, а я — хрупкая девчонка, могла выдрать из него душу, стоило только захотеть. Он клялся, что любит, обещал вернуться. Слава Сильвану, я не утонула в омуте страсти и через три дня с лёгким сердцем проводила Пелле. Знала, когда мужчина окажется достаточно далеко, действие зелья прекратиться, фальшивое чувство исчезнет. История из тех, что стоит забыть, но этот атлет на странице энциклопедии… Интересно, где сейчас Пеллегрино, чем занимается?
