***
Вечер — художник, он стёр селян с улиц и написал их силуэты в окнах домов. После тяжёлого дня жители отдыхали у очагов, отдавая огню проблемы. Близость ночи дарила безмятежность — прекрасное время: рассвет не скоро, груз усталости сброшен у порога, а сон играет привкусом сладости на языке, и только нам с синьориной Эспозито не было покоя.
Определить пристанище Охотников труда не составило, для этого оказалось достаточно обладать слухом. В конце улицы громыхал хмельной смех, велись громкие разговоры. Устраивать пир среди рабочей недели крестьяне не станут, а значит, мы с Мими имели честь слышать стаю.
Лёгких путей не искали — отправились в обход, чтобы не дышать в спину нашим синьорам. Пришлось насладиться букетом из издержек шпионажа, продираясь сквозь густые заросли колючих кустов. Фарфоровая кукла на удивление стойко пережила тяготы испытания, но, когда мы добрались до искомого дома и шмыгнули в заброшенный курятник во дворе, я ужаснулась. Блестящие каштановые кудри Мими теперь походили на воронье гнездо, короткий камзол из тонкой ткани можно пускать на тряпки, а царапина на мраморной щёчке подвела черту под новым образом фурии. Наверное, я выглядела не лучше, но по уши влюблённая синьорина Эспозито — королева вечера, вне конкуренции.
Безжалостно расчёсывая исколотые шипами кустарника руки, мы с Мими по очереди высовывали нос из окошка необитаемого курятника.
— Надо же, успели раньше Сальваторе и Ромео, — шепнула наблюдательница.
Она оказалась права — кроме компании из пятерых охотников во дворе никого. Троих можно «заносить» — мужчины предались хмельному сну прямо на улице. Если я всё верно истолковала, то сидевший к нам спиной длинноволосый здоровяк — вожак стаи, а второй оставшийся «в живых» худощавый парень — его правая рука.
Не видела лица главного Охотника, но голос, уверенный тон и жесты этого мужчины показались мне знакомыми. Чувство тревоги и тщетные попытки отыскать в памяти концы нитей, ведущих к разгадке личности здоровяка, грозили свести с ума. Цепь мыслей разорвала женщина в простеньком шерстяном платье. Она вытолкнула из дома девушку со связанными за спиной руками и повела её к столу. Пленницу явно пытались освежить, макая головой в воду: мокрые светлые локоны налипли на лицо бедняжки, а платье промокло до пояса. Альда…
— Искупалась, рыбка? — худощавый Охотник, убрал волосы с лица девушки и тут же получил от неё плевок в рожу.
Парень стёр оскорбление рукавом рубашки и с яростным рыком отвесил Альде сочную затрещину. Бедняжка повалилась на холодную, влажную землю и, свернувшись калачиком, прижала лицо к коленям. Охотник довольно оскалился.
— Оставь её, Энрике, — лёд в голосе вожака крошился от хрипотцы.
— Надо дожать эту тварь, — компаньон сплюнул через зубы, но строптивую пленницу трогать не стал.
— Не спеши, — давя подчинённого авторитетным тоном, заявил главный. — Прекрасная ночь, эль льётся рекой, — он прищёлкнул пальцами, синьора в шерстяном платье схватила со стола кружки и убежала в дом. — Что ещё нужно?
— Золото. Мне нужна моя часть за эту рыбину.
— Голодный слепой щенок, — усмехнулся вожак стаи и, вынув из-за пояса пистолет, положил его на стол.
— Настоящие пытки, а не помывка в бочке — вот чего ей не хватает, — в глазах Энрике заиграло сумасшествие. — Заставим девку пожалеть, что до сих пор жива…
— Скажи, Энрике, ты от рождения кретин или стал таким позже? — главарь изобразил удивление. — Полагаешь, можно сколотить состояние на нищих селянах и подачках инквизиции? Нам нужен большой куш.
— Ты-ы-ы, — надрывно захрипел парень, — это ты виноват, что стая бедствует. Мы не можем заработать, потому что наш вожак не позволяет пытать сучек бездны, как следует. Я хотел написать признание за неё, — Энрике указал пальцем на Альду, — но ты и этого не позволил.
— Ого, у нас бунт! — главный откровенно потешался над истерикой Охотника. — Признаться, ждал его немного позже. Думаешь, я идиот и не вижу, что ты пытаешься подвинуть меня?
— И подвину… — неосторожно заявил Энрике и получил пулю в сердце.
— Достал, — главный едва слышно выругался в унисон угасающим хрипам подчинённого и бросил дымящийся пистолет обратно на стол. — Хозяйка, эль сегодня ждать или уже не стоит?! — Синьора в шерстяном платье шаткой походкой вышла из дома, сжимая в руках кружки. Я пригнулась, чтобы женщина не заметила меня в окне курятника.
Синьорина Эспозито сидела в углу, вжавшись в обветшалую стену, и закрывала рот ладошкой. В глазах наблюдательницы застыл ужас. Она не видела смерть Энрике, но всё слышала. Поднеся указательный палец к губам, я безмолвно умоляла Мими взять себя в руки, она понимающе закивала. Сама не чувствовала тела от страха, бой сердца и звон в ушах затмили остальные ощущения. Дом, во дворе которого только что развернулась драма, находился на отшибе села. Соседей у женщины не было, зато были гости… Тёмная ночь, вокруг ни души, а Торе и Ром до сих пор не нашли пристанище стаи.
Осторожно выглянула в окно: вожак сидел рядом с Альдой на земле. Он опять оказался ко мне спиной, а я опять гадала, откуда в синьоре столько знакомого. Во дворе горело не меньше десятка фонарей, и разглядеть Охотника было не сложно. Будто руками, взглядом гладила копну его длинных, тёмных волос, запуская в них пальцы-мысли. Вдыхала металлический запах бронзовой кожи, бесстыдно позволяла мечтам целовать широкую, мощную спину. О, козлоногий! Я желала этого убийцу больше, чем боялась. Вожделение крупинками бежало по моему телу, собиралось в вереницу непристойных фантазий и затягивалось узлом, заставляя живот выть от желания. Это невообразимо, это просто невозможно… Снова и снова, словно зачарованная, сжимала пространство между нами. Охотник, хищно впивался зубами в мою холку, ни то желая загрызть, будто добычу, ни то утолить жажду сластолюбия…
— Что же нам делать, Альда? — вожак прервал молчание, а заодно и вспышку бреда в моей голове. — Я уже потратил слишком много времени на тебя, пора заканчивать, но… Чувствуешь аромат этого «но»?
Пленница не ответила палачу, она тихо рыдала, глотая слёзы и предчувствие неминуемой смерти. Спина вожака раздалась от глубокого вдоха, он встал на ноги и замер, будто прислушиваясь к шорохам в темноте. Выдохнул. Порыв ветра скрипнул навесными фонарями во дворе, облизал тёмные волосы Охотника, а через мгновение вожак развернулся лицом к курятнику. Словно сотни ледяных рук схватили моё сердце, выдрали его из груди и швырнули на грязный пол. Рванула подальше от окна, чудом не наделав шума. Я только что посмотрела в прозрачные, будто весеннее небо, глаза прошлого с седой полоской в короткой бороде. О, Сильван, Пелле — путник, завернувший в мою хижину в Тромольском лесу, мой первый любовник, тот, кого опьянила любовным зельем, тот, кого боялась до смерти и хотела до цветастых вспышек перед глазами. Он называл себя наёмным солдатом… Пеллегрино — Охотник на ведьм.
Глава 14
Правда о синьоре Пеллегрино стучала болью в висках, скребла душу воспоминаниями. Прокручивая в памяти моменты нашей близости, я без конца шептала — «О, Сильван…», не веря, что выжила после трёх суток почти непрерывной страсти с Охотником. Хвала всем силам этого мира — магия, талант и упорство сделали из меня мастерицу варки приворотных зелий. Трезвое сердце обязательно подсказало бы Пелле, что перед ним дочь бездны. Молоденькая хрупкая синьорина, живущая в одиночестве на окраине леса — уже подозрительно. Не пуганная ни инквизиторами, ни Охотниками, я чувствовала себя в полной безопасности, а незваный гость впервые заставил испугаться. Подумать не могла, что смотрю в лицо вожаку стаи Охотников …
