— Откуда я знаю? Ваши два… болвана… у меня сумочку с телефоном отобрали, как бы я позвонила? — возмутилась Надежда.
— Ты вчыра сыдэла в кафе, оттуда звоныла, — возразил Мехмед, — мои луди выделы: ты долго сыдэла, чебурек кушяла… кофэ пыла и звоныла.
— Не звонила я в полицию! — Надя уже не надеялась, что ей поверят. — А что, никуда, кроме полиции, я позвонить не могу, что ли? Ваш Арслан меня уже спрашивал… только не так вежливо.
— У ныво такой работа, — спокойно пояснил Мехмед. — Профэссия такой.
Вдруг открылась дверь, и ее знакомые два стражника завели в кабинет двух девушек: одна была черноволосая, высокая и стройная, как супермодель, а вторая, пониже ростом — Ирина!
— Иринка! — воскликнула Надежда.
— Это она… Ирынка? А гдэ тогда Гульнур? — удивился хозяин.
— Надежда Владимировна! — Ирина, разрыдавшись, бросилась к своей покровительнице, но высокий чернявый мужчина, который вошел в кабинет вслед за девушками, грубо оторвал ее от Устиновой.
— Замолчи! — крикнул он на чистейшем русском языке и толкнул Иру в сторону дивана. — Шалава придурочная! Сядьте-ка на диван обе!
Ирина перестала плакать, робко, как испуганный воробышек, уселась на краешек дивана. Черноволосая девушка грациозно опустилась рядом, эффектно закинув ногу на ногу.
«Так сидит, как будто ее этому специально учили!» — подумала Надежда.
— Костя, как, это Ирына? А почыму я ны знаю? — возмущался Мехмед. — А гдэ тогда Гульнур?
— Да она и есть Гульнур, — отмахнулся от него чернявый мужчина, которого турок назвал Костей, — мы ее в мусульманки запишем, и будет Гульнур! — противно осклабился он.
— Костя, говоры понятно! Гдэ Гульнур, а гдэ Ирына? Получается, что у тэбя два дэвушька?
— Да она Ирина, а по паспорту — Гульнур! Одна и та же девка.
— По чей паспорту — Гульнур? По чужой паспорту? — не унимался Мехмед.
— По чужой, по чужой! — подтвердил Костя, передразнивая хозяина притона.
— А зачем по чужой паспорту сюда вызешь? Мнэ зачем такой ныпонятный вопросы? Ныприятности мнэ зачем? Мнэ своих мало? Да? Полыция прыходит, спрашивает! А? — повысив голос, возмущался Мехмед. — Докумэнт… этот… правыть ны успываю…
Надежда присмотрелась к мужчине, который пришел с девушками. Лет сорока — сорока пяти, похож на Джеки Чана, только длинные черные волосы с легкой проседью собраны в пучок.
«Китаец! Константин Харитонович Ли. Это он, — поняла Надя, — только ростом повыше, чем мне представлялось».
— Это вы, что ли, за Ириной пожаловали, мадам? — спросил делец, бесцеремонно разглядывая женщину. — Ух ты, смелая какая! Дура еще одна! Из ментовки, что ли? Засланная?
— Не твое дело, сволочь, — спокойно ответила Надежда.
— Ну, не в твоем положении такой базар вести, — усмехнулся Китаец, больно схватив ее за локоть. — Разговорчивая, что ли? Смелая? Права качать будешь?
Надежда безуспешно пыталась освободиться.
— Мехмед, а ее обшмонали хоть? Вдруг у нее камера… или другие ментовские штучки…
— Да пошел ты! Отпусти, гад! — Надя вырвала руку и подошла к Ирине.
— Нэт… как бы… сумка ее забралы, тылыфон, — мямлил Мехмед.
— Вы должны нас отпустить! Меня и Ирину! О том, что вы увезли девочку в Турцию, уже известно в милиции. Советую отпустить нас по-хорошему! — потребовала она.
— Ха! Умная какая! А она сама захотела поехать! Прогуляться со мной увязалась! Это тоже известно? Замуж хочет за султана, — нагло засмеялся Китаец, — в гарем рвется!
— Я не увязывалась, Надежда Владимировна! — прокричала Ирина.
— Молчи, психопатка! Никто насильно тебя не заставлял сюда лететь, — с наглой улыбочкой заявил Костя. — Знала, на что шла! Все вы наивными… прикидываетесь… И ты тоже сама притаранилась, — сказал он, обращаясь уже к Надежде. — Никто вас не похищал! Вы обе у меня теперь пойдете куда надо! Отпустить! — снова усмехнулся работорговец. — И чего ты лезешь, куда тебя не просят? — Он взял большой аппетитный персик и развалился в кресле.
— Ее-то мы пристроим, а вот тебя, кляча, куда я теперь дену? За тебя гроша ломаного не дадут! Тут молоденькие девочки ценятся. А тебя и не купит никто.
— Ой, надо же, какая досада! — «посетовала» Надежда. — Я сейчас расплачусь от огорчения!
— Так для веселья-то тебе повода нету! — «успокоил» ее Китаец.
— А торговля людьми уголовно наказуема! Тебя же посадят! — продолжала увещевания Надя.
— Чего ты суешься, куда не надо? «Наказуема»… Думаешь, теперь тебя обратно отпустят? Теперь ты много знаешь! Ты, кляча, теперь — проблема, — продолжал Китаец свою пламенную речь, не обещавшую собеседнице ничего хорошего в ближайшем будущем, впрочем, так же, как и в далеком.
«Неужели я уже похожа на загнанную клячу? — ужаснулась Надя. — Надо с этим что-то делать…»
— Мой жена быт ны хочет! А я бы хотэ-эл! Красывый дэвушька, — высказался Мехмед, нагло пялясь на пленницу.
— Счастья своего не видит! — противно захихикал Китаец. — Да зачем тебе эта кляча? Ей же уже тридцатник, точно! Посмотри внимательно! Вот, молоденькую бери, — предложил преступник, кивнув в сторону Ирины, — хорошая телочка! Только необъезженная и строптивая. Воспитывать еще надо. А глазищи-то — как у наивного ангелочка!
— Да нэ-эт, эта дэвушька — самый со-ок, — плотоядно усмехнулся турок, разглядывая Надежду своими масляными глазками, — ны хочет!
— Ну, так бери ее! Кто тебе помешает? Мало ли что она не хочет, — посоветовал работорговец, противно ухмыляясь.
— Нэт, надо, чтобы сама хотэл! — возразил Мехмед. — Ны хочет! — продолжал сокрушаться он.
— Ну, раз не хочет — сбагрим ее куда-нибудь! В портовый бордель какой-нибудь. Туда и престарелых берут. Или пусть у тебя в подвале подыхает! — рисовал безрадостные перспективы Китаец.
Надежду такое развитие событий совсем не устраивало, но никакой разумной альтернативы ее фантазия предложить в данной ситуации не могла.
— Зачэм подыхает? — возмущался тем временем Мехмед. — Ны надо так! Какой грубий ты, Костя! Мы с дэвушька так ны дэлаем! У нас културный мэсто. С дэвушька можно говорыть, чтобы работал. У нас дэвушька работает, а ны подыхает!
Ирина сидела на краешке дивана и тихо плакала. Тушь с ее ресниц, смешиваясь со слезами, стекала грязными ручьями по щекам, под глазом проявился синяк. Яркая помада на губах размазана, верхняя губа разбита, на открытом плече фиолетовые пятна, видимо, следы от чьих-то цепких пальцев, волосы растрепаны. Одета она была в какой-то странный красный наряд, на подобие тех, в которых исполняют танец живота.
«Да, похоже, с Иринкой обращались, мягко говоря, не очень вежливо», — подумала Надежда.
— Сыйчас от Османа прыедут, вы сами рышайте тут, — сказал Мехмед Китайцу.
