В свидетельстве о смерти значилось: «…в результате утопления в воде». И это жуткое ощущение, когда сознание не хочет верить в случившееся, а сердце не может смириться… и как сон воспринимать поездку за кладбищенские ворота, не осознавая еще вполне — зачем… Целовать в последний раз его детские щеки, его курносый носик, бросать горсть земли. И потом, после коротких соболезнований сотрудников лагеря и чиновников, слышать мерзкую их возню, направленную на то, чтобы как можно скорее трагический инцидент был забыт общественностью…
Еще долго, глядя в окно, представляла, что он вот-вот вернется домой, помнила упругость его русых мальчишечьих вихров и запах его кожи, а звонкий голосок сыночка так отчетливо звучал в памяти и в сердце… Как с ума не сошла тогда, как не озлобилась — сама не понимала. Отвлекалась на текущие дела, заботы, проблемы, простые житейские радости…
Тот злополучный лагерь носил вполне безобидное название: «Березка». С тех пор все, что называлось так, бередило в душе Надежды незаживающую рану и не внушало доверия.
Ничего не забыла, но привыкла жить с этим. Жизнь продолжалась, и Надя, оптимистка от природы, не могла не радоваться тому, что трава зеленеет и солнце светит, не восхищаться тем, как по осени «обливаются кровью ягод рябины», как яблони весной цветут и соловьи заливаются. И сначала — с ужасом, а через годы — с тихой грустью понимала, что он-то — ее мальчик, ее первенец — этих всех красот уже увидеть не сможет…
…Ребенок продолжал всхлипывать. На улице совсем стемнело, а торговля, видимо, желаемой прибыли за день не принесла.
— Мальчик, ты почему плачешь? — спросила Надежда и подумала: «Как будто не понятно — почему…»
Он не ответил. Надя собрала разложенный на пакете товар, вынула из сумочки пятидесятидолларовую купюру и протянула ее малышу. Тот растерялся.
— Бери, не бойся! — сказала она. Мальчуган перестал плакать, стал суетливо шарить в карманах, как будто пытаясь найти нужную сумму денег для сдачи.
— Возьми! Сдачи не надо, — Надежда продолжала стоять с протянутой купюрой.
Может быть, ребенок ее понял, а может быть — нет, но, быстро схватив ценную бумажку, вдруг побежал вдоль по улице, как будто боясь, что у него отберут внезапно свалившийся куш.
— А вы щедры, сударыня! — воскликнул Юрий.
— Да ладно, пусть мальчишка порадуется. Ты представляешь, какая у него жизнь? А ведь он еще ребенок! Малыш!.. Ему сказки про Ивана-царевича надо слушать, а он деньги должен зарабатывать… И уже поздно, темно, ему страшно.
— Почему про Ивана-царевича? — удивился Юрий. — Здесь, наверное, другие сказки детям рассказывают. А деньги, я уверен, у него все равно отберут.
— Кто?
— Ну, наверное, те люди, которые заставляют его таким образом их зарабатывать… Хозяева… А может быть, и родители…
— Хозяева?
— Наверняка. Даже у нас в России большая часть нищих работает на хозяина. Бизнес такой. Противозаконно, труднодоказуемо, но факт!.. А уж здесь…
— Хотя бы ругать не станут за то, что ничего не принес!
— Сегодня — нет, а завтра будут ждать от паренька чего-то похожего на этот нечаянный заработок и ругать уже за отсутствие ожидаемого. Поэтому твоя помощь, Надюша, весьма сомнительна.
— Какая безысходность… грустно…
— Восток — дело, как мы знаем, тонкое!
— Как будто у нас такого нет!
— Сколько угодно.
— А почему это труднодоказуемо? — спросила Надежда.
— Да потому что пострадавших обычно нет. Они же зависят от своих… «работодателей». Это беспомощные люди, зачастую без постоянного места жительства. Ну, напишет такой мальчик или старушка какая-нибудь, заявление, а потом им так достанется!.. И в довершение всех бед их вышвырнут на улицу. Кому же этого хочется?
— Юра, но должна же быть программа защиты свидетелей и потерпевших… или еще что-то в таком духе…
— Ну, допустим, формально есть. А после завершения процесса куда эти люди пойдут? Кому они нужны? Ребенка можно в детский дом отправить, которого он, кстати сказать, как огня боится. А взрослого? Вот и молчат, боясь потерять то, что имеют…
Около магазина восточных сладостей навстречу к ним вышел продавец, приглашая зайти в торговый зал.
— Давай заглянем? — предложила Надежда.
Сладкий карамельно-фруктовый аромат наполнял небольшое помещение. От разнообразия аппетитных товаров буквально разбегались глаза. На прилавках были разложены многослойные рулеты с орешками, от которых юноша-продавец отрезал ровные пласты и укладывал их в нарядные пакеты и коробочки. На соседнем прилавке — развалы разноцветных, посыпанных сахарной пудрой кубиков. Медовая пахлава, халва, нуга, рахат-лукум с орехами и изюмом; и всего этого множество видов!
— А ты знаешь, Надюша, что рахат-лукум был любимым лакомством Сулеймана Великолепного? — спросил Юрий.
— Не знала, но я видела в кино, что лимонный рахат-лукум был любимым лакомством его валиде.
— Придворный кондитер Сулеймана Хаджи Бекир привез рахат-лукум для своего повелителя из Мекки. Вода, крахмал, сахар и эссенция из лепестков роз. И всего-то! Хаджи Бекир стал добавлять в него орехи, изюм и другие начинки. В том числе лимонный сок и цедру. Смотри, как красиво!
— Юра, откуда ты все это знаешь? — в который уже раз удивилась Надежда.
— Профессиональная привычка — все запоминать.
— А как же защитное свойство памяти — все забывать?
— Да пока не жалуюсь! — засмеялся полковник. — Так вот, в прошлый приезд был на экскурсии на небольшой кондитерской фабрике. Между прочим, в каждом городе и даже в каждом ресторане сладости имеют свой отличительный вкус.
— Это я заметила! Совершенно разный вкус! — согласилась Надя.
— А вот медовая пахлава с орехами была впервые приготовлена для султана Мехмеда Фатиха, завоевателя Константинополя, и с тех пор стала его любимым лакомством. И не только его, но и всех его приближенных…
Налюбовавшись аппетитным видом представленных товаров и надышавшись карамельными ароматами, выбрали несколько видов сладостей, которые услужливый продавец аккуратно упаковал в коробочки.
Возвратились в отель поздно, снова разбудив спящего портье.
— Спокойной ночи, Юра.
— А ты сможешь уснуть? — спросил он, глядя ей в глаза.
— А ты?
— Не уверен…
— Юра, спокойной ночи, — твердо повторила Надежда, освобождаясь из его рук.
— Ну, отдыхай, Солнышко, — ласково проговорил он и поцеловал ее так, что ей не захотелось уходить. Пересилив себя, Надя осторожно отстранилась от него и поспешила к себе в номер.
* * *
Приняв душ, Надежда лежала в кровати с открытыми глазами и улыбалась. Чувства переполняли ее, буквально выплескиваясь в темноте из ее искрящихся счастьем глаз. Ирина крепко спала, свернувшись клубочком.
