«Вода доставлялась по акведукам из источников Белградского леса, находящегося в девятнадцати километрах от города. В византийский период воду из цистерны использовали для нужд Большого Императорского дворца и других великолепных зданий так называемого Первого холма Константинополя. После завоевания города османским правителем Мехмедом Вторым цистерну использовали только для полива зеленых насаждений в дворцовом саду. При султане Сулеймане Великолепном был сооружен другой водовод для нужд дворца Топкапы. Таким образом, роль византийской цистерны постепенно утратилась».
— Иринка, тебе интересно? — спросила Надя. Та молча кивнула в ответ.
«Считается, что Цистерну-Базилику совершенно случайно обнаружил голландский путешественник Гиллиус во время визита в Истанбул в сороковых годах шестнадцатого века. Ранее западный мир не подозревал о существовании в столице Турции столь грандиозного сооружения. Однажды, обходя строения вокруг мечети Святой Софии, путешественник обнаружил людей, которые черпали воду из подземных скважин и даже ловили рыбу. Жильцы же стоявших в окрестностях Святой Софии домов ловили рыбу прямо через дыры в полу. Удивленный путешественник решил полюбопытствовать, откуда берется эта рыба… Всего в городе найдено около сорока подземных цистерн. Мы находимся в самой главной и знаменитой из них — цистерне Йеребатан, она же Цистерна Базилика».
— Надежда Владимировна! Смотрите! — громко воскликнула Ирина, указывая в дальний угол.
Там, куда она показывала, в основании двух колонн красовались огромные каменные блоки с изображениями головы Медузы Горгоны, относящиеся к эпохе Римской империи. Под одной колонной голова лежала на боку, под другой — была повернута волосами-змеями вниз. Казалось, что она перевернута вверх ногами… если бы у головы были ноги.
Аудиогид сообщил, что, «вероятно, головы Медузы Горгоны расположили так не случайно, а в знак торжества христианства над язычеством. Но есть и другие версии: согласно одной из них, головы перевернуты, чтобы лишить силы знаменитый смертоносный взгляд Медузы, превращающий все живое в камень. Согласно другой, более материалистической версии — именно в таком виде блоки больше подходили для оснований под колонны».
— Как-то жутко здесь… Не хочешь уйти? — спросила Надежда.
— Нет, интересно! — воскликнула Ирина. Снова притихли, приникнув к наушникам.
«Вход в подземное водохранилище осуществляется по каменной лестнице, насчитывающей пятьдесят две ступеньки. Стены и сводчатый потолок выложены из обожженного кирпича и покрыты специальным водоизоляционным раствором.
Когда-то все это помещение было доверху заполнено водой. При обустройстве музея воду слили, оставив водяной пласт сантиметров в шестьдесят — так, чтобы у обитающих здесь рыб сохранился простор для жизни, а сверху постелили мостки для посетителей», — после этих слов аудиогид замолчал.
Надежда с Ириной наблюдали за плавающими возле деревянных мостков крупными карпами, сверкающими чешуей. Оранжевые, белые и пестрые красавцы, размером не менее полуметра каждый, стайками вились перед посетителями в ожидании подкормки. Те же бросали в воду хлебные кусочки, на которые сразу же жадно набрасывались прожорливые представители подземного сообщества.
— Эх, Иринка, хлебца-то мы не взяли, — посетовала Надя.
Насмотревшись на древние колонны дворца-водохранилища и на его обитателей, поднялись к выходу по древней каменной лестнице, пересчитав все ее пятьдесят две ступеньки.
Яркое майское солнце слепило глаза после полумрака подземного водохранилища. Решили пройтись по центральным улицам. Дойдя до Стамбульского университета, причудливые здания которого во времена Османов были частью комплекса старого гарема, прозванного Дворцом слез, повернули назад. По дороге заглянули на Египетский базар, в торговых залах которого можно было не только потеряться, но и растеряться от разнообразия и количества товаров. Покупать ничего не хотелось: за день они устали от событий, прогулок и впечатлений.
Перекусили на открытой веранде, увитой плющом, и, выпив чаю со сладостями, вернулись в отель. Около часа молча валялись на кроватях, прислушиваясь к звукам за окном.
* * *
Юрий пришел в тот вечер позже обычного, когда Ирина уже уснула. Вдвоем посидели в одном из ближайших кафе, побродили вдоль внешней крепостной стены дворца Топкапы, вернулись на площадь Ахмадие. Когда поравнялись с хаммамом Хюррем Султан, Надежда сказала:
— Я бы с удовольствием посетила хаммам… Турецкая банька, горячий камушек — красота! Пилинг, пенный и масляный массаж. Все косточки согреются, прожарятся… все мышцы разомнут. Но разве с такими синяками пойдешь? Стыдно!
— Да, турецкая баня — это вещь! — согласился Юрий.
Вернулись в гостиницу, зашли в его номер. Он притянул любимую к себе, зарылся лицом в ее пышные кудряшки.
— Хочешь, я сделаю тебе пенный массаж? — предложил он.
— А ты умеешь?
— Да уж сумею, наверное! Не бином Ньютона…
Он намыливал ее душистым гелем, ласково массировал пенными ладонями, потом смывал ароматную пену весело журчащими струями воды, нежно целовал следы побоев на ее теле.
— Эти синяки… это я втянул тебя во все… по глупости своей, — сокрушался он.
— Интересно, это кто кого и во что втянул?
— У меня работа такая, Наденька. А ты должна была меня в Москве дожидаться. Или здесь, но ни во что не вмешиваться. И не спорь со мной, ладно? — добавил он, догадываясь о том, что она может ответить. Но она промолчала.
Он осторожно вымыл ее волосы, стараясь, чтобы мыло не попало в глаза. Вытер и укутал мокрые кудряшки махровым полотенцем, всю ее обернул в простыню, вынес этот белый кокон из ванны, уложил в постель.
— С легким паром, моя королева!
— Спасибо! — она посмотрела на него, стоящего перед ней со счастливой улыбкой, с радужными пузырьками мыльной пены в растрепавшихся волосах, и вдруг засмеялась.
— Ты что? — удивленно спросил он.
— А тебе идет!
Юрий глянул в зеркало, тоже засмеялся и поспешил в душ.
Надежда лежала, завернутая в простыню, и блаженствовала.
Он пришел разгоряченный, снял с ее головы полотенце, бережно протер насухо волосы. Развернул простынь. Его руки были теплыми и нежными…
И снова она пьянела от его обжигающих поцелуев, тонула в омуте его нежности и страсти и отвечала на нее, повинуясь его и собственным желаниям…
— Так ты согласна стать моей женой, Солнышко? — снова спросил он, держа ее руку в своих ладонях.
— Ну не по форме предложение! — шутливо ответила она. — Где цветы, галстук?
— Да я галстуков вообще не ношу, — ответил он, — если только… на службе…
— И опять же — тон? Где торжественность момента?.. А текстовка?
— И это — все? — спросил он.
