Наконец была представлена последняя дебютантка, и чета монархов поднялась с тронов. Оркестр снова заиграл национальный гимн. Король поклонился сразу всем, а королева раскланялась сначала с послами, потом с их женами, с герцогинями и, в последнюю очередь, – с министрами. Король взял королеву за руку. Пажи подхватили ее шлейф. Слуги попятились к двери. И чета монархов вышла, после чего вслед за ней в строго установленной очередности зал стали покидать все прочие.
Приглашенных рассадили к ужину в трех разных столовых: одна предназначалась для короля с королевой, их ближайших родственников и друзей, вторая вместила в себя дипломатов, а в третью направились остальные. Уолден числился среди друзей, но не был достаточно близок к королю и потому оказался в третьем зале. Алекс должен был ужинать с дипломатами.
За ужином граф воссоединился с членами своей семьи. Лидия так и сияла.
– Поздравляю с успешным дебютом, Шарлотта, – сказал отец.
– Что это была за мерзкая девица? – спросила Лидия.
– Я слышал, кто-то говорил, что она дочь архитектора, – ответил Уолден.
– Тогда все понятно, – кивнула жена.
– Почему тогда все понятно? – недоуменно поинтересовалась Шарлотта.
Уолден улыбнулся ее наивности.
– Твоя мама имеет в виду, что она с нами не одного поля ягода.
– Но почему она считает, что король пытает женщин?
– Она имела в виду суфражисток. Но давайте не будем портить подобными разговорами столь незабываемый вечер. Приступим к ужину. Все выглядит так аппетитно!
В зале был установлен длинный стол, весь в цветах, но главное – в холодных и горячих блюдах. Слуги в красных с золотом королевских ливреях раскладывали по тарелкам гостей омаров, филе форели, жареных перепелов, йоркскую ветчину, яйца ржанки, разнообразнейшие пироги и десерты. Уолден наполнил тарелку и присел, чтобы насладиться едой. Простояв на ногах в тронном зале более двух часов, он зверски проголодался.
«Рано или поздно, – размышлял он, – Шарлотта узнает все о суфражистках, их голодовке и насильственном кормлении, но сей предмет, мягко выражаясь, настолько неделикатного свойства, что чем дольше она останется в блаженном неведении, тем лучше для нее. В этом возрасте ее жизнь должна состоять из увеселений и пикников, платьев и шляпок, сплетен и флирта».
Однако вокруг только и было разговоров что про «инцидент» и «ту девушку». Брат Уолдена Джордж сел с ним рядом и без предисловий стал рассказывать:
– Это была мисс Мэри Бломфилд, дочь покойного сэра Артура Бломфилда. Ее мать в тот момент находилась в гостиной. Когда ей рассказали, какой фортель выкинула ее дочь, мамаша в ту же секунду лишилась чувств.
Казалось, он смаковал каждую подробность скандала.
– А что еще оставалось делать на ее месте, сам подумай, – заметил Уолден.
– Позор на всю семью, – продолжал Джордж. – Теперь мы не увидим никого из Бломфилдов при дворе на протяжении нескольких поколений.
– Для нас невелика потеря.
– Согласен.
В этот момент Уолден заметил, как сквозь толпу гостей в их сторону пробирается Черчилль. Он написал Черчиллю о начале своих переговоров с Алексом и с нетерпением ждал возможности обсудить дальнейшие шаги… Но не здесь и не сейчас. Он отвернулся, надеясь, что Черчилль поймет намек. Но ему ли было не знать, что молодому члену кабинета министров столь тонкие нюансы совершенно непонятны?
Черчилль оперся на спинку кресла Уолдена.
– Не могли бы мы перекинуться парой слов с глазу на глаз?
Стивен бросил взгляд на брата. Джордж в шутку напустил на себя испуганный вид. Не реагируя на его юмор, Уолден поднялся.
– Давайте пройдем в картинную галерею, – предложил Черчилль.
Уолден последовал за ним.
– Полагаю, вы и эту выходку суфражистки тоже поставите в вину либеральной партии? – спросил Черчилль.
– Непременно, – отозвался собеседник, – но едва ли вы хотели так срочно поговорить только об этом?
– Естественно, нет.
Мужчины медленно пошли вдоль тянувшейся вдаль галереи.
– Мы не можем признать Балканы зоной особого влияния России, – сказал Черчилль.
– Я опасался такого ответа, но был готов к нему.
– На кой черт им сдались Балканы? Не принимать же всерьез всю эту болтовню про славянскую солидарность?
– Им нужен свободный выход в Средиземное море.
– Но ведь это и в наших интересах, если мы станем союзниками.
– Совершенно верно.
Они дошли до конца галереи и остановились.
– Существует ли способ предоставить им доступ в Средиземноморье, не перекраивая при этом карту Балканского полуострова?
– Я много размышлял об этом.
Черчилль улыбнулся.
– И я почти не сомневаюсь, что у вас уже готово контрпредложение.
– Да, готово.
– Не сочтите за труд изложить его.
– По сути, мы сейчас ведем речь всего лишь о трех небольших проливах, – начал Уолден. – Это Босфор, Мраморное море и Дарданеллы. Если мы откроем их для русских, Балканы станут им не нужны. Теперь давайте предположим, что этот проход из Черного моря в Средиземное объявляется свободным для международного судоходства и им смогут пользоваться суда под любыми флагами, а гарантами такого статуса станут совместно Россия и Англия.
Черчилль медленно пошел обратно, погруженный в задумчивость. Уолден не отставал от него в ожидании ответа.
После некоторой паузы Черчилль сказал:
– Но ведь эти проливы нам следует сделать зоной свободного судоходства в любом случае. Таким образом, вы подаете в виде большой уступки с нашей стороны то, к чему мы стремимся сами.
– Верно.
Черчилль поднял на него взгляд и ухмыльнулся.
– Да-а… Когда дело доходит до хитроумных ходов в духе Макиавелли, никто не сравнится с английской аристократией. Отлично! Продолжайте переговоры с Орловым и сделайте ему такое предложение.
– И вы не хотите сначала обсудить данный вопрос на заседании кабинета министров?
– Нет.
– Или хотя бы проконсультироваться с министром иностранных дел?
– Не на этой стадии. Русские наверняка захотят внести в договор свои поправки. По меньшей мере будут настаивать на уточнениях, каким образом два государства смогут обеспечить обещанные гарантии. А потому мне лучше представить кабинету полностью готовый вариант соглашения.
– Что ж, вам виднее, – сказал Уолден, гадая, насколько правительство вообще в курсе планов Черчилля. Тот ведь тоже усвоил уроки Макиавелли. Не могло ли здесь таиться подводных камней?
– Где сейчас Орлов? – спросил Черчилль.
