– А если бы и не имела, то по чьей вине? – вспыхнула Шарлотта. – Как получилось, что, дожив до восемнадцати лет, я и не догадывалась, что есть люди, которым из-за бедности приходится спать на улице, горничную, ждущую ребенка, лишают работы, а… мужчины устроены иначе, чем женщины? Поэтому не надо стоять там с надменным видом и заявлять, что я не понимаю простых вещей и мне еще многое предстоит узнать! Я всю свою жизнь училась, а теперь вдруг поняла, что все это была сплошная ложь! Как вы посмели! Как могли так со мной обращаться!
Она разразилась слезами, ненавидя себя за потерю самообладания.
– О, как это все глупо, – донеслась до нее реплика Лидии.
А отец сел рядом и взял ее за руку.
– Мне очень жаль, если ты действительно так думаешь, – сказал он. – Просто есть вещи, о которых девушкам твоего возраста лучше не знать. И если им не говорят о чем-то, то ради их же блага. Но мы никогда не лгали. Мы и в самом деле не спешили открыть тебе глаза на жестокую и неприглядную сторону жизни, но только в стремлении как можно дольше продлить твое безмятежное и полное радостей детство. Возможно, мы совершили ошибку.
Но мать была настроена более решительно:
– Мы стремились уберечь тебя как раз от тех неприятностей, в которые угодила Энни!
– Ну, я бы не стал говорить об этом в таких выражениях, – сказал отец гораздо мягче.
Гнев Шарлотты постепенно улетучился. Она снова почувствовала себя всего лишь ребенком. Ей захотелось положить голову на плечо отцу, но не позволяла гордость.
– Давай же простим друг друга, снова станем друзьями, а? – предложил Стивен.
Идея, уже какое-то время формировавшаяся в сознании Шарлотты, теперь приняла ясные очертания, и она решительно выпалила:
– А вы позволите мне нанять Энни своей личной горничной?
Отец опешил, но за него все сказала мать.
– И не подумаем! – воскликнула она истерично. – Об этом не может быть и речи! Чтобы у восемнадцатилетней дочери графа горничной служила женщина легкого поведения? Нет, нет и еще раз – нет!
– Но что же ей тогда делать? – спросила Шарлотта уже совершенно спокойно.
– Она должна была подумать об этом, когда… Ей следовало задуматься об этом раньше.
– Шарлотта, – кивнул согласный с женой отец, – мы и в самом деле не можем разрешить женщине с дурными наклонностями жить с нами под одной крышей. Даже если бы я смирился с этим, возмутились бы слуги. Половина из них подала бы прошение об увольнении. Уверен, мы уже теперь услышим их ропот только потому, что впустили ее в нашу кухню. Ты должна понять, что таких, как она, считают отверженными не только я и мама, а общество в целом.
– В таком случае я сама куплю ей дом, – заявила Шарлотта, – стану ей другом и помогу деньгами.
– У тебя нет денег, – сказала мать.
– Мой русский дедушка оставил мне наследство.
– Но оно находится под моей опекой до достижения тобой двадцати одного года, а я не позволю расходовать эти средства на подобные цели, – возразил Стивен.
– Но нужно же ей хоть как-то помочь! – Шарлоттой уже овладевало отчаяние.
– На определенных условиях я готов заключить с тобой сделку, – сказал отец. – Я снабжу ее некой суммой, чтобы она смогла снять нормальное жилье, и устрою работать на фабрику.
– А чего ты потребуешь от меня взамен?
– Ты должна дать слово никогда больше не пытаться увидеться с ней. Я подчеркиваю – никогда.
На Шарлотту навалилась смертельная усталость. У отца на все готов ответ. У нее не было больше сил спорить с ним и никаких прав, чтобы настаивать на своем.
– Я согласна, – кивнула она.
– Вот и умница! А теперь можешь сообщить ей новости и попрощайся навсегда.
– Не уверена, что смогу смотреть ей в глаза.
Но папа ласково потрепал ее по руке.
– Она будет тебе очень благодарна, вот увидишь. Сделай это и отправляйся спать. Об остальном позабочусь я сам.
Шарлотта уже не понимала, выиграла она или проиграла, был папа добр или все-таки жесток, спасена Энни или снова брошена на дно жизни.
– Что ж, хорошо, – устало произнесла она. Ей хотелось сказать отцу, что она любит его, но слова не шли с языка. Она просто поднялась и вышла из комнаты.
На следующий день после постигшего его фиаско Максима разбудила в полдень Бриджет. Он чувствовал себя ослабевшим. Бриджет подошла к его постели с большой чашкой в руках. Максим сел и взял у нее чашку. У напитка оказался чудесный вкус. Он состоял из горячего молока, в котором растворили сахар и масло, добавив кусочки хлебного мякиша. Пока он пил, Бриджет принялась наводить в комнате порядок, мурлыча сентиментальную песенку о юношах, отдавших жизнь за свободу Ирландии.
Потом она ушла, но вскоре вернулась с другой ирландкой примерно одного с ней возраста, оказавшейся медсестрой. Женщина наложила ему швы на руку и перевязала колотую рану в плече. По обрывкам разговора Максим понял, что она занималась в том числе и нелегальными абортами. Бриджет наплела ей, что Максим просто подрался в пабе. Медичка тем не менее взяла за визит шиллинг и на прощание сказала:
– Жить будешь. Но тебе нужно было сразу обратиться за помощью. А так ты потерял слишком много крови, и на восстановление потребуется несколько дней.
Когда она ушла, Бриджет разговорилась с постояльцем. Это была крепко сбитая добродушная женщина лет шестидесяти. Они с мужем раньше жили в Ирландии, но он попал в беду, и им пришлось бежать в огромный Лондон, где легко затеряться. Но здесь мужа быстро свела в могилу выпивка. У нее были двое сыновей, служивших теперь в полиции Нью-Йорка, и дочь в прислугах где-то в Белфасте. Несмотря на беззлобный характер, в ней ощущалась горечь старых обид, прорывавшаяся порой в язвительных и полных саркастического юмора ремарках, в основном по поводу англичан.
Когда же она пустилась в объяснения, почему Ирландии необходимо предоставить самоуправление, Максим заснул. Разбудила она его уже вечером и накормила супом.
Наутро его физические раны выглядели уже подзажившими, но зато стала мучить боль от ран душевных. Отчаяние и презрение к себе, которые он ощущал, спасаясь бегством через парк, вернулись с удвоенной силой. Он позорно бежал! Как такое могло случиться?
Лидия.
Теперь леди Уолден.
Он ощутил приступ тошноты.
Не без усилия над собой удалось ему начать мыслить здраво и хладнокровно. Он ведь знал, что она вышла замуж и уехала в Англию. Логично предположить, что ее английский муж не только аристократ, но и человек, имеющий прочные связи с Россией. Столь же очевидно, что переговоры с Орловым поручили представителю британской правящей верхушки и эксперту по российским делам. «Я, конечно же, не мог догадаться, кто выступит в этой роли, – думал Максим, – но вполне способен был допустить такую вероятность».
