– И все равно это будет весело, – сказала Белинда.
– Ты имеешь в виду сезон? Наверное… – с сомнением отозвалась подруга. – Вот только какой во всем этом смысл?
– Встретить подходящего тебе молодого человека, само собой.
– То есть искать будущего мужа?
Они дошли до возвышавшегося посреди лужайки мощного дуба, и Белинда, несколько помрачнев, с размаху плюхнулась на скамейку под тенистым деревом.
– Я вижу, ты действительно считаешь выезды в свет глупейшим занятием, не так ли? – спросила она.
Шарлотта села рядом и поверх ровной травы оглядела южный фронтон Уолден-Холла. Расположенные с этой стороны высокие готические окна отражали клонившееся к закату солнце. Отсюда казалось, что дом спланирован внутри рационально и прямолинейно, тогда как в действительности представлял собой очаровательную неразбериху интерьеров.
– Глупо на самом деле то, что нас заставили так долго ждать этого, – проговорила она. – Абсолютно не могу сказать про себя, будто мне так уж не терпится начать танцевать на балах, доставлять свои визитные карточки незнакомым мне людям и встречаться с молодыми мужчинами – я, вероятно, вполне могла бы вообще обойтись без всего этого, – но меня бесит, что со мной до сих пор обращаются как с несмышленой малышкой. Терпеть не могу ужинать в компании Марии. Она до крайности невежественна или просто притворяется. По крайней мере, когда сидишь в общей столовой, слышишь интересные разговоры. Папа рассказывает прелюбопытные истории. А все, что предлагает Мария, когда мне становится скучно, – это сыграть в карты. Но я уже не хочу ни во что играть. Любыми играми с детства сыта по горло.
Она вздохнула. Разговор пока только расстраивал. Она посмотрела на безмятежно спокойное веснушчатое лицо Белинды, увенчанное рыжими кудряшками. У самой Шарлотты лицо имело овальную форму с чуть великоватым прямым носом и волевым подбородком, а волосы были темными и очень густыми. «Везет же Белинде! – подумала она. – Ничто ее не беспокоит. Ничто не вызывает по-настоящему сильных эмоций».
Шарлотта тронула подругу за руку.
– Извини, что наговорила тебе всего этого.
– Ничего страшного, – снисходительно улыбнулась Белинда. – Меня просто всегда поражает твоя способность сердиться на то, чего ты не в силах изменить. Помнишь, как однажды ты решила, что хочешь непременно учиться в Итоне
[6].
– Не было такого!
– А вот и было. Ты устроила страшный переполох. «Если мой папа получил образование в Итоне, – говорила ты, – то почему мне это запрещено?»
У Шарлотты этот эпизод совершенно изгладился из памяти, но звучало очень похоже на то, какой она была в десятилетнем возрасте.
– Но разве ты сама ни разу не думала, что твоя жизнь может быть иной? Что ты вовсе не обречена на участие в этом лондонском сезоне, на непременное обручение с кем-то, а потом на замужество? – спросила она.
– Конечно, можно закатить такой скандал, что всей семье придется навсегда уехать куда-нибудь в Родезию.
– Жаль, я понятия не имею, как такие скандалы устраивают.
– Я тоже.
Какое-то время обе молчали. Иногда Шарлотта жалела, что не родилась такой же пассивной, как Белинда. Жить стало бы куда проще, но в то же время намного скучнее.
– Однажды я спросила Марию, что буду делать, когда выйду замуж, – сказала она. – Знаешь, что она мне ответила?
Шарлотта изобразила шепелявый русский акцент своей гувернантки:
– «Делать? Что за вопрос, дитя мое? Тебе не придется делать ничего».
– Да, действительно глупый ответ, – кивнула Белинда.
– Разве? Сама подумай, чем заняты наши матушки – твоя и моя?
– Они просто принадлежат к высшему обществу. Посещают приемы, совершают визиты к подругам в загородные дома, ходят в оперу и…
– Это и имеется в виду – они не делают ничего!
– Но у них есть дети.
– Ага! Ты затронула занятную тему. Они окутали рождение детей такой тайной.
– Просто из-за того, что это… вульгарно.
– Почему? Что в этом такого вульгарного? – Шарлотта заметила, что начинает горячиться. Мария же постоянно повторяла, что горячность светской леди не к лицу.
Она вдохнула поглубже и понизила голос.
– И тебе, и мне, нам обеим, предстоит завести детей. Так не думаешь ли ты, что им самое время рассказать нам, как это происходит? А вместо этого они пичкают нас знаниями о Моцарте, Шекспире и Леонардо да Винчи.
Белинда выглядела смущенной, но и заинтригованной. «Она испытывает по этому поводу те же чувства, что и я, – подумала Шарлотта. – Интересно, многое ли ей известно?»
– Ты хоть знаешь, что ребенок вырастет внутри тебя? – спросила Шарлотта.
Белинда закивала и выпалила:
– Да, но с чего это все начинается?
– О, я думаю, это просто происходит само собой, когда тебе исполняется двадцать один год или около того. Вот почему нас, на самом деле, заставляют дебютировать в обществе. Чтобы к тому времени, когда пойдут дети, у нас уже были законные мужья.
Впрочем, Шарлотта сказала все это без особой уверенности и потому добавила:
– Мне так кажется.
– А как они выбираются наружу? – спросила Белинда.
– Понятия не имею. А они большие?
Белинда развела ладони фута на два в стороны.
– Близнецы были примерно такими через день после рождения.
Она подумала и немного свела руки.
– Ну, может, вот такими.
– Когда курица откладывает яйцо, – сказала Шарлотта, – оно вылезает из нее… сзади.
Она избегала встречаться с Белиндой глазами. Так откровенно она еще ни с кем не разговаривала.
– Яйцо тоже кажется слишком большим, но все-таки выходит наружу.
Белинда склонилась к подруге и заговорила еще тише:
– А я однажды видела, как Дейзи отелилась. Это корова джерсийской породы с нашей фермы. Скотоводы и не подозревали, что я все вижу. Они так это и называли: «отелилась».
Шарлотта чрезвычайно заинтересовалась:
– И как это происходило?
– Ужасно. У нее словно открылся живот, а потом было много крови и еще всякого… – Белинду передернуло.
– Меня все это сильно пугает, – призналась Шарлотта. – Я очень боюсь, что у меня это начнется, а я так ничего и не буду знать. Ну почему с нами никто не говорит?
– Нам и самим не следует говорить о таких вещах.
– Неправда! Мы, черт побери, имеем полное право обсуждать их!
