– Прекрасно, – сказал Алекс. – Времени у нас остается все меньше.
Шарлотта не ожидала столь бурной реакции от слуги, открывшего ей дверь.
– О, слава Богу, вы вернулись домой, леди Шарлотта! – воскликнул он.
– Не понимаю, почему надо поднимать по этому поводу шум, Уильям. – Шарлотта отдала ему свой плащ.
– Леди Уолден вся извелась, – ответил слуга. – Велела послать вас к ней немедленно, как только вы появитесь.
– Я должна сначала привести себя в порядок.
– Но леди Уолден так и сказала – «немедленно»…
– А я говорю, что сначала поднимусь к себе и приведу себя в порядок. – И Шарлотта отправилась в свою спальню.
Она умылась и вынула из прически заколки. В области живота все еще ощущалась тупая боль от удара, а ладони были расцарапаны, но не слишком сильно. На коленках точно остались синяки, но ее коленок никто никогда и не видел. Зайдя за ширму, она сняла платье. Ни одной прорехи. «Глядя на меня, никто не скажет, что я побывала в дерущейся толпе», – подумала она. В этот момент дверь спальни открылась.
– Шарлотта! – донесся мамин голос.
Она поспешно надела халат, думая: «Господи, кажется, будет истерика!» И вышла из-за ширмы.
– Мы просто с ума сходили от беспокойства.
Вслед за ней в комнату вошла Мария с написанным на лице негодованием и стальным холодом во взгляде.
– Ну а теперь ты видишь, что я дома живая и здоровая, так что уже можно перестать волноваться.
Мать побагровела.
– Ты еще смеешь дерзить, несносная девчонка! – взвизгнула она и, шагнув к дочери, влепила ей звонкую пощечину.
Шарлотта отшатнулась и тяжело опустилась на кровать. Она была в шоке, но не от пощечины, а от одной лишь мысли, что такое возможно. Мама никогда прежде не поднимала на нее руку. И оттого это ощущалось больнее любых тычков и ударов, полученных в бесновавшейся толпе. Она перехватила взгляд Марии, и от нее не укрылось довольное выражение лица гувернантки.
Взяв себя в руки, Шарлотта процедила:
– Этого я тебе никогда не прощу.
– Ты? Это ты-то не простишь меня? – Зашедшись от злости, мать заговорила по-русски. – Ты, стало быть, думаешь, я сама запросто прощу тебе участие в бесчинствах перед Букингемским дворцом?
– Откуда ты знаешь? – выдохнула в испуге Шарлотта.
– Мария видела, как ты маршировала по Мэлл вместе с этими… Этими суфражистками! Мне так стыдно! Одному Богу известно, кто еще тебя там заметил. Если слухи дойдут до короля, нам всем откажут в приеме при дворе.
– Понятно. – Шарлотта все еще переживала полученную пощечину и добавила ядовито: – Так тебя волновала не моя безопасность, а только семейная репутация?
Мать выглядела растерянной и уязвленной. Влезла Мария:
– Мы, естественно, беспокоились и о том и о другом.
– А тебе, Мария, лучше бы помолчать, – сказала Шарлотта. – Ты уже достаточно наболтала своим длинным языком.
– Мария поступила абсолютно правильно, – вступилась мать. – Как она могла не сообщить мне о подобных вещах?
– Значит, ты не считаешь, что женщинам следует предоставить избирательное право?
– Разумеется, нет, и ты должна думать точно так же!
– Но я придерживаюсь другого мнения, – сказала Шарлотта. – И его высказываю.
– У тебя не может быть своего мнения. Ты еще ребенок.
– Этим всегда все кончается, не так ли? Я – еще дитя и ничего не понимаю. А кто несет ответственность за мое невежество? Предполагалось, что последние пятнадцать лет моим образованием занималась Мария, верно? И если я дитя, как ты считаешь, то это противоречит твоим же намерениям. Ты была бы вне себя от счастья, выдав меня к Рождеству замуж. А ведь есть девочки, которые уже в тринадцать лет становятся матерями независимо от того, замужем они или нет.
Теперь в шоке была Лидия.
– Кто рассказывает тебе о таких ужасах?
– Уж конечно, не Мария! За всю мою жизнь она ни разу не говорила со мной о чем-то действительно важном. Как, впрочем, и ты сама.
В голосе Лидии появились почти жалобные нотки.
– Но у тебя нет надобности в подобных знаниях. Ты – леди.
– Вот видишь! Ты сама подтверждаешь мои слова. Вы умышленно стремитесь держать меня в неведении. Но я не желаю оставаться невежей.
– Я лишь хочу, чтобы ты была счастлива, – жалобно сказала мама.
– Нет, не хочешь, – упрямо возразила Шарлотта. – Тебе надо, чтобы я стала такой же, как ты.
– Нет, нет, нет! – вскричала вдруг Лидия. – Я вовсе не хочу, чтобы ты походила на меня! Нет!
Она разрыдалась и бросилась вон из комнаты.
Шарлотта смотрела ей вслед, немного пристыженная и заинтригованная.
– Видите, что вы натворили? – укорила Мария.
Шарлотта оглядела ее снизу доверху: серое платье, седые волосы, некрасивое лицо с высокомерным выражением.
– Оставь меня в покое, Мария.
– Я вижу, до вас даже не доходит, сколько беспокойства и боли вы причинили сегодня.
Шарлотту так и подмывало парировать: «Если бы ты держала рот на замке, никто не испытал бы ни беспокойства, ни боли».
– Просто уходи, – сказала она вслух.
– Послушайте меня, маленькая Шарлотта…
– Для тебя я – леди Шарлотта…
– Нет, вы малышка Шарлотта и…
Она схватила со столика зеркальце с ручкой и швырнула его в Марию. Та взвизгнула. Шарлотта, разумеется, не целилась в нее, и зеркало разлетелось на куски, ударившись о стену. Мария выскочила из комнаты.
«Теперь я знаю, как с ней обращаться», – подумала Шарлотта.
И вдруг поняла, что одержала маленькую победу. Довела до слез мать и выгнала из своей спальни Марию. Это уже кое-что. «Я показала, что могу быть сильнее их. Обе заслужили то, что получили. Мария наябедничала маме за моей спиной, а мама меня ударила. Но они не дождались, чтобы я начала извиняться и обещала стать паинькой. Я сумела за себя постоять, и могу этим гордиться.
Вот только почему мне еще и немного стыдно?»
«Господи, как же я себя ненавижу! – думала Лидия. – Я ведь знаю, что чувствует Шарлотта, но не в силах признаться, насколько ее понимаю. Я постоянно теряю контроль над собой. Я сильно изменилась в последнее время. Прежде мне всегда удавалось вести себя спокойно и с достоинством. Пока она была маленькой, я только посмеивалась над ее проказами. Но теперь она стала женщиной. Боже мой, что же я натворила? В ней ведь течет кровь ее отца. Она пошла в Максима – это несомненно. Что мне теперь делать? Я мнила, что если буду считать ее дочерью Стивена, она постепенно станет такой, какой могла бы быть его дочь: невинной, женственной, до мозга костей англичанкой. Но не вышло. Все эти годы дурная кровь бродила в ней, дремала до поры, а теперь начала проявляться: лишенные нравственных устоев, ее русские крестьянские предки заявили о себе. И когда я это замечаю, мной овладевает страх. Я чувствую себя беспомощной. Я проклята. Проклятие лежит на всех нас. Грехи предков передаются потомкам даже в третьем и четвертом поколении. Когда же я буду прощена за свои прегрешения? Максим – анархист, вот и Шарлотта стала суфражисткой. Максим – прелюбодей, а теперь и Шарлотта заговорила о тринадцатилетних матерях. Она понятия не имеет, насколько это ужасно, когда тобой овладевает безудержная страсть. Это разрушило мою жизнь. Разрушит и ее, вот что страшит меня больше всего и заставляет кричать, рыдать, биться в истерике и раздавать пощечины. Но, Боже милостивый, не дай ей уничтожить себя! Она – все, ради чего я жила. Я запру ее в четырех стенах. Ах, если бы только она успела выйти замуж за хорошего молодого человека, прежде чем окончательно собьется с пути! Прежде чем все вокруг поймут, что она дурного происхождения. Хорошо бы этот Фредди сделал ей предложение еще до конца сезона. Наилучший выход из положения. Я должна приложить все усилия, чтобы так и произошло. Я обязана выдать ее замуж как можно быстрее! И тогда она уже не сможет встать на путь саморазрушения. Появится ребенок, потом, глядишь, второй, и у нее просто не останется времени ни на что другое. Необходимо устраивать ей встречи с Фредди как можно чаще. Она хороша собой и станет прекрасной женой для сильного мужчины, который сумеет обуздать ее натуру, для здравомыслящего мужчины, который станет любить ее, не пробуждая в ней низменных желаний, для мужчины, который будет спать в отдельной комнате и делить с ней постель раз в неделю при выключенном свете. Фредди подходит на эту роль идеально. С ним Шарлотте никогда не придется пройти через то, что выпало на мою долю. Она не узнает на собственном горьком опыте, что похоть – это разрушительное зло. И тогда мои грехи не передадутся еще одному поколению. Тогда Шарлотта не повторит моих ошибок. И эта девочка считает, что мне хочется сделать ее себе подобной! Если бы она только знала! Если бы только знала!»
