Вертолет Лиззи, стоящий там, где когда-то стоял девятиместный фургон с Кевином Кейтом Огденом, тоже был весь залит лунным светом.
— Улечу утром, часиков в девять, — сказала Лиззи, — чтобы днем приступить к анализу.
— Прекрасно.
Очевидно, она заметила, что я занят своими мыслями. Она повернулась и посмотрела на меня.
— Что-нибудь не так?
— Да нет, ничего. Ложись спать. Я просто прошвырнусь на ферму и закрою ворота. Все фургоны на месте, во всяком случае, должны быть на месте. Я быстро Она зевнула.
— Тогда до утра.
— Спасибо, что приехала.
— Я получила удовольствие.
Мы обнялись, и она, улыбаясь, ушла. Хорошо бы, если бы профессор Куипп любил ее долго. Мне еще не приходилось видеть Лиззи в таком умиротворенном состоянии.
Я вернулся на ферму и остановился перед воротами. Кто-то ходил по двору. Так часто делал Харв, присматривая за порядком Поэтому я направился к неясной фигуре и позвал «Харв?»
Никакого ответа. Прошел дальше, к фургону Харва, пока не оказался в тени.
— Харч? — прокричал я.
Ответа я не услышал, только почувствовал сильный удар чем-то по затылку.
Потом я вычислил, сколько же времени я находился без сознания: час и сорок минут.
Первое, что я ощутил, когда очнулся, была боль в голове. Второе, что меня кто-то несет. Третье, я услышал, как кто-то сказал нечто непонятное:
— Уж если от этого он не заболеет, тогда его ничем не проймешь.
Разумеется, мне все это снилось.
Разумеется.
Вот сейчас я проснусь.
Я почувствовал, что падаю. Я ненавидел сны про падения. Во сне я почему-то всегда падал с крыш, но никогда с лошадей.
Упал я в воду. Такую холодную, что дыхание перехватило.
Я пошел ко дну не сопротивляясь. Погрузился целиком и очень глубоко.
Ужасный сон.
Внезапно, наверное инстинктивно, я понял, что никакой это не сон, а я, Фредди Крофт, одетый, сейчас утону.
Первым желанием было глубоко вздохнуть, но, опять подсознательно, что-то помешало мне это сделать.
Я начал бить ногами, пытаясь подняться на поверхность, и почувствовал, что течением меня сносит в сторону.
Объятый ужасом, я стал снова дрыгать ногами. Сознание того, что следует поспешить, придало мне сил, мускулы напряглись, грудь разрывалась от боли, в голове стучало.
Всплывай, ради Бога.
Всплывай же.
Я рванулся вверх изо всех сил, загребая руками и работая ногами, движимый отчаянием, плыл как бы вертикально, но вместе с тем ощущал, что меня неудержимо сносит в сторону.
Вряд ли я пробыл под водой больше минуты. Я вырвался на поверхность в ночь и жадно наполнил воздухом свои изголодавшиеся легкие. На какое-то мгновение я перестал двигаться, и тяжелая мокрая одежда и наполненные водой ботинки снова потянули меня вниз, в этот кошмар.
Тонущие всплывают дважды, на третий раз они остаются под водой... так обычно говорят. Теряя силы, я снова рванулся наверх, борясь с одеждой, которая тянула меня вниз, и течением, всплыл, жадно хватая ртом воздух, и снова ушел под воду. Силы стремительно убывали, вокруг была только соленая вода.
Соленая вода... Я захлебывался. Вся моя сила воли и все спортивные достижения помогли мне держать нос над поверхностью. Хоть я и знал, что долго не продержусь, смириться с этим не мог. Если меня сбросили с лодки далеко от берега, то конец наступит скоро, и мысль об этом была невыносимой. Все во мне яростно протестовало, я не хотел, чтобы меня убили.
Я увидел блики света в воде. Течение несло меня из темноты к свету.
Электрическому свету.
Фонарь... высоко над водой... на столбе.
Я уже потерял всякую надежду на спасение, когда меня осенило, что фонарные столбы не растут посреди океана. Это был еще один удар по голове, но более дружеского свойства. Фонарный столб означал землю. Земля же означала жизнь. Значит, надо плыть к фонарному столбу.
Проще простого.
Легче сказать, чем сделать. Моих сил хватало только на то, чтобы держаться на поверхности. Однако течение, которое вынесло меня из мрака на свет, продолжало свое благое дело и несло меня к фонарю, правда, очень медленно, так как ему было наплевать, как долго я продержусь.
Два фонаря.
Они были надо мной, на гребне стены. Временами я ударялся об эту стену, не имея больше возможности видеть светильники на длинных стеблях, но я знал, что они там. Я снова находился в тени стены, но, оглядываясь через плечо, видел везде маленькие огоньки, яркие, неподвижные, целый лес фонарей.
Стена была гладкой и скользкой, никаких зацепок. Вода медленно несла меня вдоль нее, то отдаляя, то снова приближая, а я из последних сил барахтался, стараясь удержаться на поверхности.
Попытался позвать на помощь. Шум воды и волн, ударяющихся о стену, заглушил мой голос. Когда я набрал в легкие побольше воздуха, чтобы крикнуть еще раз, соленая вода попала в рот, и я едва не захлебнулся.
Было бы смешно утонуть, когда я, по сути, мог коснуться рукой земли, когда в десяти метрах надо мной было сухо и можно было встать на ноги.
Я выжил по чистой случайности. Мне просто повезло, что архитектор сделал в стене лестницу. Еще одна волна выбросила меня в пустоту, в проем в гладкой стене, а следующая едва не унесла меня обратно. Я еле успел ухватиться руками за скользкий бетон, изо всех сил надеясь, что вода не утащит меня назад, и стал ждать, чтобы волна вынесла меня дальше в пустоту, потому что это был мой последний шанс, последнее чудо освобождения. Только бы сил хватило.
Вместе с водой я вкатился на лестницу и всем телом прижался к острой ступеньке. Почувствовал, как спадающая волна тащит меня назад, но я воспользовался тяжестью мокрой одежды и ботинок как якорем и удержался. Со следующей волной мне удалось подняться еще на ступеньку. Там я и остался лежать неподвижно, наполовину в воде, наполовину на лестнице. Еще одна волна, и вот я уже лежу на третьей ступеньке и чувствую, как земля обнимает меня и, прощая, говорит: «Ну ладно, подождем немного».
Лестница была встроена в стену, параллельно ей, и с одной стороны в нее всегда били волны. Я выполз повыше и остался лежать там в изнеможении, дрожа от холода, с явным сотрясением мозга и без единой мысли в голове. Мои ноги, до сих пор в воде, поднимались и опускались вместе с волнами. Но только когда очередная волна достигла моих коленей и попыталась приподнять меня, я с трудом сообразил, что если не заберусь наверх, то неизбежно окажусь там, откуда едва выбрался, а сил на вторую попытку уже не осталось.
Я подтянулся на две ступеньки, потом еще на три. Поднял голову. На самом верху стоял фонарный столб. Когда какое-то подобие силы вернулось ко мне, я снова пополз наверх, прижимаясь к внутренней стене, боясь свалиться в море с открытой стороны лестницы. Настоящий кошмарный сон — это не когда падаешь с крыши, подумал я, а когда падаешь со ступенек, по которым спускаются в лодку.
