Я заглянула в черные насмешливые глаза и как завороженная начала открывать сумочку. Тетя Маша, стоявшая рядом, уверенно забрала мой кошелек себе.
— Хватит врать-то уже! Отстаньте от девушки.
Цыганка злобно что-то пробормотала, сплюнула в снег и снова обратилась ко мне:
— Дай хоть сто рублей детям на молочко, а тебя скоро ждет большое богатство, едет к тебе дорогой гость, так спешит, что вторую лошадь загнал.
Мария встала между нами и недобро смерила приставучую женщину взглядом:
— Говорю же тебе — отстань!
Цыганка подбоченилась, гордо выпятив грудь. Так я и не разобрала ее возраст, точно не молодая, но и старухой не назовешь. Но с Вологодской она разговаривала крайне дерзко:
— А ты чего лезешь, бабушка? Ты ей никто, я же вижу, так и стой спокойно, не мешай девушке про судьбу свою слушать. Я ей помочь хочу. Они тихая, смирная, такую легко затопчут. Каждый обидеть норовит. Свое проморгает, чужое придется грызть, а покажется ли чужое сладким?
Не желая спорить, тетя Маша наступала на «пророчицу», оттесняя ее назад:
— Все, все! Иди себе с Богом!
Но так просто сдаваться женщина не желала. Они подобрала подол красной юбки, скорчило жуткую рожу, и зашипела прямо как настоящая гадюка:
— А ты иди к черту!
У меня ноги задрожали. Столько лютой злобы было в ее голосе. Лица тети Маши я не видела, она стояла ко мне спиной, и я расслышал только ее спокойный, приглушенный голос:
— Ну, кому-то и черт помогает, а ты ведь ни с Богом, ни с чертом подружиться не можешь. Сын в тюрьме, дочь спивается, самой тебе срочно надо делать операцию «по-женски». Загнешься ведь к лету, а внуков-то кто поднимет? Их ведь у тебя немало, я же вижу… По дворам побираться пойдут, так ты вечно собачишься с родней, никто не подаст. Пропадут ребятишки из-за твоей дурости.
Что произошло дальше, я до сих пор вспоминаю с замиранием сердца. Если бы подруги не ухватили женщину, она бы точно вцепилась в тетю Машу, но кажется, та и сама могла за себя постоять. Через пару секунд цыганка уже выла в голос, сидя на коленях в грязном утоптанном снегу.
Одна из товарок что-то быстро шептала ей на ухо, искоса поглядывая на Вологодскую, видно, узнала «гадалку Марию» и теперь рассказывала подруге, с кем ее угораздило связаться. Но тут очень кстати подошла наша «маршрутка» и мы быстро покинули место «поединка».
Уже на знакомой улице, в декабрьских сумерках подходя к дому, тетя Маша взяла меня за руку, наклонилась к самому лицу и произнесла:
— Ты слова-то ее в голову не бери. Пустое она болтала. У тебя все будет хорошо, Танюша. Я знаю давно. Ты человечек светлый, легкий. Жизнь у тебя будет простая, без больших потерь. И сердечный друг ко времени сыщется, и деток родишь, первый у вас будет мальчик, а потом две девочки — погодки. Не очень богато будете жить, но на все нужное хватит. Самое главное, мир и лад будет в доме, а это ни на какие деньги не купишь. Запомни мои слова. Спокойна будь, сердце себе не рви, ничего не бойся наперед.
Дальше шли мы уже, молча, и я даже забывала утирать слезы, что сами собой катились из глаз, холодили щеки, оставаясь на губах соленым привкусом. На душе и, правда, поселился покой.
Иногда я задумывалась, почему Вологодские переехали из центра города за реку, да еще на самую окраину. Один из ответов виделся в желании поселиться в среде, близкой по знакомому деревенскому укладу. Полу-цыганская «Нахаловка», и впрямь, могла показаться типичному горожанину разросшейся деревней. Высотных домов почти не было, превалировал частный сектор, но здесь особенно четко было видно разделение по статусу: роскошные коттеджи соседствовали со старенькими избушками.
Население тоже было весьма разношерстным. Так, судя по слухам, возле маленького пруда в добротном, чистом с виду доме проживал «главный в городе криминальный авторитет». Эта улица считалась самой безопасной на всю Зареку. Здесь никто никогда не дрался, не буянил, не врезался на машине в забор, не бил о ворота бутылки. Ни разу не слышался вой полицейской сирены. А такие машины с «мигалками» бывали частенько в наших краях.
Но по какому-то негласному правилу местные «бандиты» старались не трогать местное же население. Вроде как все соседи, все свои. И по этой же причине «соседи» обычно не выдавали «своих». Такой специфический многолетний симбиоз. Оттого городские власти Нахаловку недолюбливали, дороги здесь не ремонтировали, благоустройство территории не проводили.
Но корпуса Университета и крупное студенческое общежитие располагались неподалеку, поэтому пришлось властям договариваться с негласными «заречными королями». После нескольких крупных разборок старожил с приезжими «учеными» в районе были усилены полицейские посты, торговцам всякой дурью резко «закрутили гайки» и ситуация несколько стабилизировалась. Студентов никто не трогал: парней не задирали, к девушкам не приставали, с преподавателями даже здоровались.
Так или иначе, учиться мне приходилось именно здесь, тетя Маша по своим личным причинам тоже решила обосноваться почти в эпицентре самого «сложного» района и наши судьбы с ней на какое-то время тесно переплелись.
К Новогодним праздникам я полностью вникла в свои обязанности «секретаря» при Вологодской, потому что Аня все чаще оставалась до ночи в Фитнесс-клубе. Она вечерами проводила занятия по аэробике для дам, желающих сбросить лишний вес, и группа была в полном восторге от столь энергичного тренера:
— Моя фамилия Худякова. И это намек, ясно вам? К восьмому марта я из вас таких стройняшек сделаю, муж не узнает, а любовник тем более. У кого любовника еще нет, советую завести, очень помогает в борьбе с лишним весом.
Дамы в возрасте сдержано хихикали, стыдливо опуская глаза. Только Ольга Викторовна Шаповалова — важная персона в одном солидном банке преданно смотрела на любимого инструктора, а после занятий договаривалась о приеме у тети Маши. Дело в том, что любовник Ольге Викторовне был совершенно не нужен, у нее имелся обожаемый муж на пятнадцать лет младше ее самой. И это обстоятельство являлось одновременно болью и гордостью начальницы.
Дама она была властная и давно привыкшая всеми повелевать, но к своему Ромочке пылала дикой страстью, бешено его ревновала, ожидая взамен хотя бы нежной привязанности. Безработный фотограф Роман был совсем не дурак и Шаповаловой эту нежность гарантировал. Однако Ольга Викторовна, как женщина практичная, хотела его чувства упрочить на весь свой оставшийся век, а потому зачастила в наш дом.
С Вологодской она вскоре стала держаться по-свойски, даже с некоторыми нотками превосходства, подсознательно чувствуя классовую разницу между «успешной банкиршей» и «бывшей колхозницей». Нюансы их общения стали известны мне от не в меру любопытной Анюты. Последний разговор, например, Аня передавала, давясь от смеха, почти натурально имитируя интонации ценной клиентки:
— Машенька, я слышала, что самое надежное средство — это женская менструальная кровь. Несколько капель в еду и мужчина никуда не денется. Машенька, как мне быть, я в полной растерянности, у меня уже нерегулярный цикл и уверенности нет, что еще пойдет кровь. Конечно, мой врач выписал мне особые препараты, очень эффективные, но я сомневаюсь…
