Ночью приснился почти семейный завтрак. Пью кофе, а он почему-то на зубах хрустит и чесноком пахнет. А, тут Женька тычет вилкой в яичницу и у Ксении спрашивает тоненьким голоском:
— Мама, а у тебя яйца Андрюшины или магазинные?
Пока ехали в фитнес-центр в Химки, мы с Ксенией в основном молчали. Зато не умолкала Женька:
— Андрюша, это ты меня вчера в спальню уволок? — почти сердито спросил ребёнок.
— Ну, не уволок. Ты почти уснула у меня на руках, и я тебя отнёс, — извиняющимся тоном ответил я.
— Мы с тобой, Андрюшечка, так не договаривались! Ничего не успели сделать. Играть не играли, читать не читали. Я тебе даже про нашу новую работу ничего не рассказала. И что теперь делать, по-твоему? — насупив бровки, спросила Женька.
— Ну, как-нибудь… — начал было фантазировать я, глядя на светофор на перекрёстке.
— Не как-нибудь, а сегодня. Пожалуйста, пораньше приди. А то приходишь, когда детям. — начала строить планы маленькая интриганка.
— Женя, не отвлекай дядю Андрюшу. Мы сегодня будем ночевать в другом месте, я тебе уже говорила. — попыталась отвлечь дочку Ксения, взывая к детской памяти и совести.
— А ты приходишь, когда детям уже спать пора ложится. А я без тебя не хочу, — продолжала отчитывать меня Женька, стоя сзади моего кресла в машине, — так что придётся сегодня всё начинать сначала, — талдычила прямо в ухо маленькая вредина, обнимая своими ручками меня за шею.
К фитнес-центру, несмотря на пробки, подъехали вовремя. Провожая девчонок, на прощанье сказал:
— Звони… если что…
— Ты тоже, — улыбнулась Ксюша.
— А…
— На кухне, на салфетке, — поняв, ответила девушка.
Женька повисла у меня на шее и быстро-быстро зашептала на ухо:
— А знаешь, какие моя мама блинчики умеет жарить. Все пальчики оближешь! И свои, и мои, и мамины! Веришь?
— Верю! — ответил я, засмеявшись.
На прощанье Женька ткнулась своим носом мне в щёку, ухватилась за мамину руку и, подпрыгивая на одной ноге, поскакала туда, где уже гремели железные блины и начинали потеть мускулистые дяденьки.
— Женя!
— А!
— Мне не нравится, что ты дядю Андрея называешь Андрюшей.
— Ладно… буду называть его папой Андрюшей.
— Женька!
— Ксюша..
Закидоны следователя Корнева
При въезде на территорию районной больнички меня тормознул «секюрити». Во всяком случае так было написано на кармане его куртки русскими буквами. Такой неряшливый пожилой дядька в линялой униформе с безразличным выражением лица. Но, увидев моё удостоверение, выпрямился, поджал живот и отдал честь. Видно, из бывших…
— Ваши уже здесь, — доверительным тоном доложил он.
И правда, недалеко от корпуса хирургического отделения стоял белый «жигулёнок» из нашего Новокузнецкого ОВД. «Раньше приехал, чертяка», — поняв, что это Руфатыч, подумал я. И уже в вестибюле медицинского учреждения услышал бодрый голос:
— Андрей Васильевич, а по стаканчику?
У кофейного автомата, помешивая пластмассовой палочкой в пластмассовом же стаканчике что-то тёмно-коричневое, стоял, приветливо улыбаясь, следователь Корнев. Зачерпнув со дна кармана мелочь, я отдал её автомату и ткнул в третью кнопку сверху.
— Андрюш, я вот что придумал. Сажа по честноку разговаривать не будет, но мужик он трусливый, и предлагаю этим воспользоваться. Короче, играем так.
И дальше Руфатыч изложил мне свой не совсем законный и с точки морали этичный, но хитроумный, и имеющий большие перспективы на успех план действий.
* * *
Прооперированного Сажина уже перевели в обычную палату для выздоравливающих, и после утреннего осмотра лечащий врач, Михал Иваныч, сказал дежурной медсестре, по-отечески поправляя лацкан халата на её грандиозной груди:
— Людочка, ещё пару дней посмотрим, и этого на выписку.
— Как — на выписку, доктор? Мне ж только вчера… у меня и швы, и вот… трубка из меня торчит, — попробовал возмущаться Сажин, уплетая больничную манную кашу на завтрак.
— Шов чистый, состояние нормальное. Всё лишнее из вас вытащим. Если хотите, я вам эту трубку… с собой заверну. На выписку, я сказал. Через недельку в процедурный сам придёшь, там тебе швы и снимут, — пробурчал сонный доктор и, с удовольствием заглянув Людочке в зону декольте, пошёл в соседнюю палату.
* * *
Помахав в воздухе удостоверениями, мы с Корневым настоятельно попросили соседей Сажина погулять по кафельным коридорам учреждения. Как будто что-то вспомнив, Руфатыч приоткрыл входную дверь в палату и громко сказал куда-то в тишину коридора:
— Лейтенант, подойдите. Докладывайте.
Повисла пауза, во время которой Руфатыч несколько раз недовольно качал головой, цыкал, тяжело вздыхал, настороженно смотрел в мою сторону, а потом вдруг провёл пальцем себе по горлу и тревожным голосом ответил:
— Понял вас, лейтенант. Ну, что ж, служба у нас такая!
Потом плотно прикрыл дверь и, противно визжа ножками стула по кафелю пола, подсел к постели Сажина. Всё это время я нервно прохаживался по палате, обречённо грызя яблоко, взятое с тумбочки потерпевшего. Надо сказать, кислятина неимоверная!
— Ну что, Сажин? Как здоровье? — участливо спросил Руфатыч.
— Да вот доктор сказал: через пару дней… — начал объяснять потерпевший.
— Пережить бы эти пару дней, — тревожно посмотрев в мою сторону, перебил Сажина следователь.
— Да… — громко хрустнул яблоком я.
— Что значит «пережить бы», а? Вы о чём, гражданин следователь? — привстал на локтях прооперированный.
— Мне вот тут только что доложили… не знаю, как вам. Короче, была попытка вашего устранения. Здесь, в больнице. Пресекли, слава богу, — открыл служебную тайну Руфатыч, честно посмотрев в глаза Сажину.
— То есть как? — открыв от изумления рот, крайне изумился потерпевший.
— А вот так, Сажин. Мы вот вас охраняем. Наши парни жизнями своими рискуют, а вы следствие пытаетесь увести по ложному следу, — строго упрекнул Сажина Корнев, — молчите, путаетесь в показаниях. А ведь в следующий раз вам так может и не повезти, Сажин.
— Владимир Руфатович, — решил вступить в игру я, — разрешите я людей с охраны объекта сниму? Нам и так личного состава не хватает, а тут товарищ кочевряжится.
— Как, то есть, «сниму»? Не надо снимать личный состав… ваш… И ничего я не… Товарищ следователь, я согласен сотрудничать, — встрепенулся под простынёй Сажин. — Записывайте, хотя я мало чего… но всё, что знаю…
— Ну не знаю, Сажин, — с сомнением в голосе ответил Корнев, доставая из своего портфеля бланки допроса.
