Потом хотел было что-то ещё возмущённо сказать, но я молча показал на его место за столом.
— Прошу всех занять свои места и настроиться на работу, — негромко попросил я и, взяв от руки написанную табличку, повесил её на лицевой стороне двери.
Что было на табличке? А на табличке было написано: «Тихо! Работают мозгами!» Чуть ниже был красиво нарисован человеческий мозг, из которого шёл дым. Придумавший всё это Чегевара говорил, что мозг его. Срисовал с фото МРТ после крайней медкомиссии.
— Пожалуйста, представьтесь. А дальше расскажите, что вас к нам привело. Я понимаю, что дело ваше носит сведения сугубо интимного характера. Пусть это вас не смущает. В нашей практике мы сталкивались с подобными вещами. И наша с вами задача поймать преступника и показательно его осудить. Для расследования важны самые мелкие детали. Не спешите, вспомните, пожалуйста, все подробности. Мы на вашей стороне. Ближе, чем мы, союзников у вас сейчас нет. Поэтому, как бы ни было обидно, стыдно, больно, гадко… — стараясь как можно доверительнее обращаться с потерпевшей, настраивал её на откровенный разговор я.
Неожиданно зазвонил мой телефон с незнакомого номера:
— Извините, минуту! Чапаев, слушаю. — недовольно ответил я, отвернувшись к окну.
— Андрюша, привет! Ты меня узнал? — послышался детский голосок.
— Узнал, Женечка, узнал. Ты меня извини, детка. — старался побыстрей закончить разговор я, наблюдая, как дружно открыли рты мои мужики.
— А я целый день жду, жду, когда ты мне позвонишь. Мама сказала, что мы сегодня здесь ночуем, а ещё тут дядька к ней приставал. Волосатый такой. А я ему сказала, что всё папе расскажу, — скороговоркой выпалила Женька.
— Женя, я через часик тебя наберу, — быстро проговорил я, укоризненно глядя на товарища Че, расплывшегося в неуместной улыбке.
— А мы завтра уезжаем, — вдруг с обидой выпалила Женька и отключилась.
«Как завтра? Куда уезжаем? Какой такой волосатый дядька?» — пронеслось в голове, но, поставив свои мысли на паузу, я вежливо попросил гражданочку потерпевшую:
— Пожалуйста, мы готовы вас слушать. Слушать, а не есть, Дроздов! — И, показав кулак жующему оперу, кивнул женщине.
Продолжая терзать свой промокший от слёз платочек, женщина ещё раз тяжело вздохнула, мельком обвела взглядом присутствующих, как бы ища сочувствия и защиты, и начала свой рассказ:
— Меня зовут Сёмина Марина Петровна, мне тридцать два года («Ты смотри, как слёзы годы набрасывают», — подумал я). Работаю участковым врачом-терапевтом в районной поликлинике, но не в этом районе. Понимаете, проблемы у меня появились по здоровью… как бы вам… в общем, по-женски, — густо покраснев, запнулась женщина.
— Мы понимаем, Марина Петровна, продолжайте, — протягивая женщине чистый носовой платок, спокойно сказала Лядова.
— Я-то сама себе диагноз, собственно, поставила, но нужно было мнение и рекомендации специалиста, — благодарно кивнув Лядовой, продолжила Сёмина.
— А почему в своей поликлинике к гинекологу не обратились? — вдруг спросил дотошный Алик.
— Понимаете, не принято это у нас. Корпоративная этика, что ли. Все врачи стараются обращаться к специалистам в других медучреждениях, ну и, конечно, по рекомендациям, учитывая квалификацию и профессиональную подготовку. Собственно, в моём случае ничего серьёзного. Это не кожное и тем более не венерическое… так… воспаление… Но ясность для себя получить хотелось.
— Марина Петровна, а вы замужем? — спросил Черных.
— Нет. А это имеет значение? — опять покраснев, спросила Сёмина.
— Продолжайте, пожалуйста, — попросил я, не поняв, куда клонит Чегевара.
— Котова мне порекомендовала приятельница. Сказала, что раньше у него была практика в Подмосковье, что его хвалят как специалиста с приличным стажем и опытом. А теперь вот в Новокузнецком районе работает в поликлинике. Ну, я ему позвонила, представилась, сказала, что по рекомендации знакомой. Он как про приятельницу услышал, так даже как будто оживился, спросил, сколько мне лет, семейное положение… Ну, в общем, назначил мне день, время…
— Извините, а подруга, порекомендовавшая вам этого Котова, тоже врач? — спросил Черных.
— Нет, она, скорее, моей мамы приятельница. По-моему, пенсионерка. А я ещё тогда у Котова спросила, мол, почему так поздно приём? В смысле в конце смены. Он ответил, что у него весь день расписан, а уделить мне минимум времени, вставляя между запланированными приёмами, неэтично и непрофессионально. Коллеги всё-таки. В общем, ничего подозрительного. Наоборот, даже приятно стало от его внимания, — всё более открыто излагала нам суть произошедшего Сёмина.
— А «в конце смены» — это во сколько? — что-то пометив у себя в блокноте, спросил Черных.
— Ну, смена у него до 20–00, а дальше… дальше на его усмотрение. Он попросил меня прийти в 20–20. Объяснил тем, что у него последняя по записи — сложная больная и ему нужно отдохнуть. Я согласилась, не в моём случае было возражать. В итоге принял он меня в 20–30. Это я уже потом поняла, что всё было сделано для того, чтобы в коридорах поликлиники людей стало меньше. Вы знаете, на первый взгляд такой приличный дядька… извините, мужчина. Где-то около пятидесяти, плотный такой, очки, бородка… Улыбается, правда… видно, давно у стоматолога не был. Зубы жёлтые, как у нутрии… Поздоровались, я ему привет от Валентины Германовны передала…
— Это та, которая вас сосватала? — спросил, не удержавшись, Алик.
— Да, она. Пока я за ширмой раздевалась, он в журнале что-то писал. В общем, всё шло, как на обычном приёме.
— А сестра? На приёме должна была присутствовать медицинская сестра, — вставила свои «пять копеек» стажёр Светлана Ивановна Лядова и заработала «монетку» в свою копилочку.
— Да. Котов сразу сказал, что сестру отпустил ещё час назад, у неё дочка на продлёнке. И что придётся писаниной заниматься самому. Но предупредил меня, что пусть это будет нашим секретом, так как у них уходить раньше окончания смены запрещено. Я, конечно, согласилась, продлёнка… понятное дело. Спросил, нужно ли мне помочь с креслом? Я даже пошутила, что не надо, что уже взрослая девочка и умею это делать самостоятельно. Вы знаете, он даже со стула подскочил — так ему мой ответ понравился. Заулыбался так… гаденько, что ли… Ну, а потом началось. — опустив голову, всхлипнула женщина, закрыв лицо руками.
То, что случилось дальше, мы никак не ожидали. Откуда-то из глубины этого небольшого, худенького женского организма неожиданно раздался истошный душераздирающий крик. Даже не крик, а стон раненного в душу живого существа. Сёмина неожиданно упала на колени, потом рухнула на пол, поджала к груди ноги, обхватила голову руками и громко зарыдала, сотрясаясь всем своим маленьким телом. Первой очнулась Лядова! Она, как кошка, перепрыгнула через свой стол, оттолкнула меня и схватила чайник с водой. Потом прямо из носика набрала в рот воды и, под напором тренированных лёгких, выдула её на голову и лицо бьющейся в истерике Сёминой. Так она повторяла ещё и ещё раз. Потом, крикнув Алику: «Чего застыл, джигит? Помоги!», они осторожно подняли и усадили женщину снова на диван.
