— Завтра надеть форму! И два… нет! Лучше три раза за день попадись на глаза подполковнику Зинченко и скажи ему что-нибудь приятное. Это приказ, Алик, — строго сказал я.
— А что сказать-то, командир? — удивился приказу Алик.
— Скажи, что Путин тоже носит туфли из каймана, только чёрного цвета. Иди, — посоветовал я.
— Шеф, я в кроссовках! — попробовал пошутить Дрозд, садясь на уже нагретое место.
— О тебе твой будущий тесть спрашивал, — наклонив — шись над столом, чуть слышно сказал я.
— Какой… шеф, это шантаж или развод? — честно глядя мне в глаза, поинтересовался Ванька.
— Баран. У вас с Лядовой серьёзно? — опять же еле издавая звук, пролепетал я.
— А вы откуда… Тренируемся в одном зале. Проводил пару раз, ну и. — смущённо запнулся Иван.
— Откуда. Клавдия Ивановна на хвосте принесла. Уже все об этом знают, так и знай! — нарочито громко выдал я информацию, улыбаясь в спину уходящему Дрозду.
— Шеф, а вы папу сегодня уже видели? — глядя на меня поверх чёрных очков, спросила Лядова, входя ко мне в кабинет.
— Не видел, но по телефону разговаривал, — ответил я лейтенанту, наблюдая, как Дроздов напрягается, стараясь не пропустить, ни слова.
— Ругался? Я его просила, чтобы он… а он.
— А чего ему ругаться? — громко спросил я. — Я ему сказал, что ты в паре с Дроздовым была. А значит, беспокоиться было не о чем. Иван всегда тебя прикроет. Мужчина. Профессионал. Ну, иди уже.
— У меня сегодня встреча с Сёминой. Хочу поговорить. Еле согласилась.
— Добро. Завтра расскажешь, — кивнул я.
После того, как из моего кабинета вышел последний посетитель, я посмотрел на часы и глубокомысленно изрёк:
— Учитесь, коллеги. Вот так, проведя с вами очень нужную профилактическую работу, я сразу убил два зайца. Повысил свою статусность в коллективе и убил пятнадцать минут до начала допроса супостата Варнина. Надеюсь, все поняли, как необходима эта чёртова дверь?
* * *
В допросную я входил вместе с Лядовой. Корнев и Варнин уже сидели за столом, видно, следак ждал меня. Левая рука задержанного была пристёгнута браслетами к скобе, приваренной к металлическому столу. Стажёр на подносе несла три кружки с чаем, сахарницу и тарелку с овсяным печеньем. Третью кружку для арестанта пожертвовали, временно вынув из неё три чахлых цветочка. Из-за своих размеров она у нас играла две роли. В неё Дроздов ставил цветы для Лядовой, сорванные с клумбы по пути на службу, и для непрошенных гостей. Все знают, как зеки любят крепкий чай с сахаром и печеньками. В их случае это проявление какого-то уважения и послабление режима содержания, а в нашем… я бы сказал честно — ментовская хитрожопость!
Лядова впервые была удостоена чести побывать на допросе подозреваемого именно в помещении, специально для этого предназначенном. Представьте себе мрачного вида чулан с грубо покрашенными панелями на стенах и мощной металлической дверью. Тусклый свет. Посередине комнаты металлический стол, вмурованный в бетонный пол и два таких же «мёртвых» стула. Со стороны места арестанта к столу приварена металлическая скоба для наручников, а со стороны блюстителя закона (под столом) только «тревожная» кнопка для вызова конвоя или тревоги. В углу, как око дьявола, мигает красный глаз камеры наблюдения. «Весёленькая» такая обстановочка. Сюда можно приводить и ни о чём не спрашивать. Просто приводить, пристёгивать наручники к скобе и всё. Всё здесь против тебя! Бетонный мешок, и только вход. А выхода тут нет, ребята! «Первоходы», как правило, «колются» сразу.
Поставив кружки, сахар и тарелку с печеньем на стол, Лядова, немного помявшись, спросила Корнева:
— Владимир Руфатович, а можно я Ворону один вопрос задам?
Руфатыч удивлённо посмотрел на стажёра поверх очков и молча кивнул.
— Я хотела проверить, Ворон, — обращаясь к Варнину, сказала Лядова, — по поводу ваших татуировок. Правда, что набитый перстень с черепом на вашем безымянном пальце означает, что вы сидели за грабёж?
Ворон, неторопливо опустив в свою необъятную кружку восьмой или девятый кусочек сахара и отхлебнув, с достоинством ответил:
— Так. 161-я.
Лядова довольно улыбнулась и задала следующий вопрос:
— А эти три буквы на кисти правой руки — МИР. Это — «меня исправит расстрел»?
Ворон хитро посмотрел на Лядову, покачал головой и отеческим тоном задал свой вопрос:
— Слышь, девка! На хрена оно тебе надо? — Потом, бросив в кружку ещё пару кусков сахара, удивлённо добавил: — Нет, ну херню всякую спрашивает…
— Варнин, попридержи язык! Лядова, шла бы ты отсюда, коллега, — мудро посоветовал Корнев.
После того, как Лядова, сердито гремя подносом, ушла, Корнев, пригубив из своей чашки английский «Липтон», задал свой первый вопрос:
— Как тебе чаёк?
— Потянет. Слабоват, правда, но сахарком добьём, — улыбнувшись жёлтыми зубами, ответил Ворон.
— Ну, пей. Расскажи-ка нам, Ворон, как ты с Кошкиным связался. Ты ж правильный урка, а начал дела закручивать с ментом. Это не то что не по понятиям, это западло какое-то! А, Ворон? — растопырив пальцы, как заправской сиделец, спросил с Ворона Руфатыч.
— Случайно. Херню спорол я, начальник. Не разглядел я его. Переоценил свои возможности. Я после второй отсидки на такси промышлял. То пьяного выставлю, то проститутку после жирного клиента нахлобучу. А тут садится ко мне барин такой. Я его ещё засёк, когда он на выходе из кабака халдею пятихатку чаевых сунул. Ко мне сел, перегаром дышит. Спрашиваю, мол, куда едем? А он, падла, мычит, из кармана в карман хрусты перекладывает. Машет, мол, вперёд! Вот, думаю, подфартило. Сейчас я тебя, барана бухого, в тёмный переулок пришвартую. Еду, а он моргалы закрыл и кемарит помаленьку. Останавливаюсь в глухом дворе, ну и давай по карманам… А он, сука, волыну достаёт, к башке моей приставляет и базлаит по-трезвому, мол, тут тебя кончить или жить хочешь? А кто не хочет? Ксиву у меня отобрал, документы на машину. С тех пор и началось. А то, что он ментяра, извиняй, начальник, так я только недавно узнал. Обещал определить меня в хорошую больничку подлечиться. К морю обещал вывезти. Я давно хотел от него слинять. А когда он мне сказал, чтобы я этого Кубика в своей машине поджарил, понял, ноги нужно делать уже сегодня. А армяшку я этого убивать не хотел. Перекантовал в его же кабана. Думал, вывезу подальше, багажник открою, а сам на лыжи и в Крым, — закончил свой рассказ Ворон. — А кипяточку можно ещё? Печеньки остались.
— Куда, ты говоришь, Кубика перекантовал? — переспросил я. — В кабана?
— Кабан, Андрюша, на новом блатном жаргоне — «мерс» шестисотый, — ответил за Ворона Руфатыч.
— Слушай, Ворон, а эта оригинальная идея людей кухонными ножами резать кому в больную голову пришла? — поинтересовался я, понимая, что дальше Корнев начнёт свою игру в вопросы-ответы.
