— Жду результаты рентгена.
Тогда он спросил ещё короче:
— А как?
— Побаливает.
А пока… пока я долечивался амбулаторно. Боже, как мне нравился этот красивый медицинский термин! Что меня ожидало впереди, я прекрасно себе представлял и был готов давать показания, писать объяснения и подписывать протоколы. А так же, чего греха таить, был готов к понижению в звании, лишению должности и позорного удаления моей фотографии с Доски почёта отдела. Но не это было главным. Главное, что мои девчонки были рядом со мной. Живые, любимые и здоровые. Главное, что Федька начал поправляться и уже звонил мне. Говорил более-менее внятно и набивался на блины. И даже кошачий рык и собачий лай делящих территорию домашних животных уже не раздражали.
* * *
Утро было обычным. Я подпрыгнул с постели, чтобы первым «захватить» ванную комнату. В планы входил душ, а также бритьё. После душа, обмотав нижнюю часть туловища полотенцем, я выдавил пену на ладонь и начал обильно наносить её на лицо уже не юного, но ещё не древнего мужчины. Что-то тихонько поскреблось в закрытую дверь. Животные ищут общения?
— Папа Андрюша, пусти… я писать хочу, — сонным голосом промямлила Женька, бодая лбом дверь в ванную.
Я щёлкнул задвижкой, и в совмещённый санузел с закрытыми глазами, шлёпая босыми ножками по кафелю, вошла Женька. Всё также, не открывая глаз, она подошла к унитазу, развернулась, сняла штанишки пижамы и усадила голую попу на унитаз. Размазывая пену по лицу, я старался не смотреть в её сторону, чтобы не смущать детёныша во время интимного процесса. Женька пожурчала секунд пять, потом тихонько пукнула и… опять пожурчала. Но меня смутила пауза. Я медленно повернулся в сторону унитаза и увидел странную картину. Женька неотрывно смотрела на мои ноги. Смотрела, смотрела. Потом встала с унитаза, подошла ближе, присела на корточки, продолжая пристально рассматривать мои голые ноги широко распахнутыми глазищами. А закончилось это тем, что ребёнок медленно-медленно протянул свою маленькую ручку и, крепко зажав между своими цепкими пальчиками самую длинную волосинку на моей ноге под коленкой, резко дёрнул…
— Ай, бл. — не выдержал я от неожиданности.
А Женька, зажав в пальчиках вырванный волос, с криком недетского отчаяния побежала в спальню:
— Мама, мама, ты это видела?
За ней с шипеньем и лаем бросился весь наш животный мир. А за ними уже рванул и я. Спрятался за дверью, прижался уже бритой правой щекой к дверному косяку и стал слушать.
— Ма, смотри. — плаксивым голосом заныла Женька, поднеся к лицу Ксюши мою волосину.
— Жень, я спать. Ой, что это? — с омерзением в голосе вскрикнула Ксюша, подскочив от неожиданности.
— Волос. У него все ноги такие. Представляешь? — с безнадёгой и отчаянием в голосе сообщила Женька.
— Ну? — не понимая сути вопроса, отодвинулась подальше от Женьки её мама.
— Я всё знаю, мамочка. Дети должны быть похожими на своих родителей. Значит, когда я вырасту, буду похожа на вас. Это что же получается? У меня скоро такие же на ногах появятся? Длинные и чёрные? — начала понемногу поскуливать Женька.
— Ну не обязательно. — нерешительно начала Ксюша, не зная, как успокоить ребёнка. — Может, пронесёт ещё.
— А если — нет? Буду лохматая ходить? — уже в голос рыдала дочь, с ужасом представляя себе эту картину. — Как дальше жить, мамочка?
Ксюшка накрыла голову подушкой, сверху навернула одеяло и билась в истерике, вероятно, не в силах оценить весь масштаб трагедии. А Женька лежала на кровати со спущенными до колен пижамными штанами и выла, глядя на потолок. Громко, жалобно и протяжно. Вот так они и лежали, дрыгая ногами от нахлынувших чувств и фантазий, искренне обливаясь слезами. Одна — от безысходности и неумолимо надвигающейся трагедии, а вторая — от счастья обладания такой не по годам мудрой дочери. К завтраку я надел длинные спортивные брюки, а рубашку застегнул на последнюю пуговицу. Эти две дурочки с красными глазами в мою сторону не смотрели. А когда Женька пошла с печальным видом собираться в свой детский сад, Ксюша чуть слышно шепнула в мою сторону:
— Эпиляция…
— Эвакуация? Не понял. — прошептал я растерянно, прислушиваясь к всхлипываниям из спальни.
— Эпиляция, Андрюша, только эпиляция!
* * *
Сегодня у нас очень нервный день. Ксюшу в очередной раз вызывают на Большую Лубянку. По телефону намекнули, что будет очная ставка. Не совсем понимая, как себя нужно вести с товарищами из конторы, Ксюшка язвительно переспросила, до хруста в суставах сжимая несчастный смартфон:
— Послушайте… товарищ! Вы точно поняли, что это нас с дочкой выкрали, держали в заложниках и угрожали нашей жизни? Может, мне по пути к вам раскладушку купить и где-то в коридорчике возле кабинета поставить? Сколько можно… товарищ?
Её выслушали, не перебивая. А когда она закончила, вежливо повторили:
— Ксения Владимировна, мы ждём вас завтра по адресу: улица Большая Лубянка, 20, строение 2, кабинет 414. Пропуск на ваше имя заказан. Просьба не опаздывать.
Со мной проще. Вечером позвонил полковник Лядов и неформальным тоном поинтересовался:
— Здравствуйте, Андрей Васильевич. Ну как? Швы сняли?
— Здравия желаю, Иван Макарович. Да у меня не швы… скобы сняли, спасибо, — ответил я, удивившись звонку.
— Ты ж пока без дела сидишь? Вот и загляни завтра ко мне в Главное управление. У меня совещание в десять где-то закончится, ты к этому времени и подходи. Минут пятнадцать свободных будет. Как ты?
— Вас понял, товарищ полковник. Буду, — ответил я и посмотрел в сторону кухонного шкафчика, где сиротливо стояла бутылочка грузинского коньяку. Планы на её счёт отодвигались.
Видно, назревает что-то, если в УСБ заинтересовались моими швами. Уже два дня как ни меня, ни Дрозда не дёргали по кабинетам. Устали? Или всё для себя выяснили многочисленные контролирующие инстанции, так помогающие рядовому сотруднику МВД служить России? О чём нас с Иваном за это время только не спрашивали, какие вопросы только не задавали! Разве что гимн России петь не заставляли, сличая слова с оригиналом текста. Лично для меня самым простым был вопрос члена комиссии:
— Товарищ майор, какие отношения у вас с гражданкой Галкиной Ксенией Владимировной?
— Серьёзные отношения у меня с её дочерью. Она меня папой называет. А с гражданкой Галкиной… замуж она за меня хочет, — честно ответил я.
А самым сложным:
— Чапаев, зачем вы восемь раз подряд выстрелили в гражданина Бессонова?
На мой ответ улыбнулся только психолог.
— Потому, что в пистолете системы Макарова в обойме только восемь патронов, — не думая, ответил я.
А утром… утром Ксюша сказала мне решительным тоном:
— Андрюш, Женька ночью кашляла и сопит с утра. Температуры пока нет, но не факт, что не поднимется. В садике точно завернут. Что делать будем? Мне же на Лубянку с утра.
