И общество требует подобного самопожертвования в социальных интересах. Если клиент не должен переживать своего патрона, а слуга – своего господина, значит, общественное устройство устанавливает между покровительствуемым и покровителем, между королем и его приближенными настолько тесную связь, что не может быть и речи об отделении одних от других, и участь, ожидающая их всех, должна быть одинакова. Подданные должны всюду следовать за своим господином, даже в загробной жизни, точно так же, как его одежды и его оружие; если бы был допустим иной порядок, социальная иерархия не была бы вполне тем, чем она должна быть. Тот же характер носит отношение жены к мужу. Что касается стариков, которые обязаны не дожидаться естественной смерти, то, по всей вероятности, этот обычай, по крайней мере в большинстве случаев, покоится на мотивах религиозного порядка. В самом деле, дух, покровительствующий семье, поселяется в ее главе; с другой стороны, принято думать, что бог, обитающий в чужом теле, участвует в жизни этого тела, болеет и стареет вместе с ним. Время не может расшатать силы одного без того, чтобы целая группа не оказалась в положении, угрожающем ее существованию, раз охраняющее ее божество лишилось всякой силы. Поэтому в общих интересах отец не должен ожидать крайнего срока своей земной жизни, чтобы вовремя передать своим наследникам тот драгоценный дар, который он хранит в себе.
Такого объяснения вполне достаточно для того, чтобы понять, чем вызывается этот вид самоубийства. Если общество может принуждать некоторых из своих членов к самоубийству, то это обстоятельство обозначает, что индивидуальная личность в данной среде ценится очень низко. Первый признак самоопределения личности – это признание за собою права на жизнь, права, которое нарушается только в исключительных случаях, как, например, во время войны. Но эта слабая степень индивидуализации может, в свою очередь, иметь только одно объяснение. Для того чтобы индивид занимал такое незначительное место на фоне коллективной жизни, необходимо почти полное поглощение его личности той группой, к которой он принадлежит, и, следовательно, эта последняя должна являться очень крепко сплоченной. Но составные части могут в такой ничтожной степени пользоваться самостоятельным существованием лишь в том случае, если целое представляет собою компактную и сплошную массу. И действительно, в другом месте мы показали, что в обществе, где наблюдаются подобные обычаи, имеется налицо такая крепкая спаянность его отдельных частиц. В силу немногочисленности составных элементов общества они все живут однородной жизнью и имеют общие идеи, чувства, занятия. В то же время, опять-таки в силу той же незначительности самой группы, она близка к каждому своему члену и легко может не терять его из виду; в результате коллективное наблюдение не прекращается ни на минуту, касается всех сторон жизни индивида и сравнительно легко предупреждает всякого рода расхождение его с группой. В распоряжении индивида не имеется, таким образом, средств создать себе особую среду, под защитой которой он мог бы развить все свои индивидуальные качества, выработать свою собственную физиономию. Ничем не отличаясь от других членов группы, индивид является только, так сказать, некоторой частью целого, не представляя сам по себе никакой ценности. При таких условиях личность ценится так дешево, что покушения против нее со стороны частных лиц вызывают только очень слабую репрессию. Вполне естественно, что личность еще менее защищена от коллективных требований; и общество, нисколько не колеблясь, требует от нее по самому ничтожному поводу прекращения жизни, которая так мало им ценится.
Можно считать вполне установленным, что здесь мы имеем дело с типом самоубийства, резко отличающимся от рассмотренного выше. В то время как последний объясняется крайним развитием индивидуализма, первый имеет своей причиной недостаточное развитие индивидуализма. Один тип самоубийства вытекает из того обстоятельства, что общество, разложившееся в известных своих частях или даже в целом, дает индивиду возможность ускользнуть из-под своего влияния; другой же тип есть продукт абсолютной зависимости личности от общества. Если мы назвали эгоизмом то состояние, когда человеческое «я» живет только личною жизнью и следует только своей личной воле, то слово альтруизм так же точно выражает обратное состояние, когда «я» не принадлежит самому человеку, когда оно смешивается с чем-то другим, чем оно само, и когда центр его деятельности находится вне его существа, но внутри той группы, к которой данный индивид относится. Поэтому то самоубийство, которое вызывается чрезмерным альтруизмом, мы и называем альтруистическим. Но так как характерным для данного типа самоубийства является то обстоятельство, что оно совершается во имя долга, то и в самой терминологии должна быть оттенена эта его особенность; ввиду этого охарактеризованный нами сейчас тип самоубийства мы будем называть обязательным альтруистическим типом самоубийства.
Наличность этих двух прилагательных необходима для полного определения данного типа, потому что не каждое альтруистическое самоубийство является обязательным. Существует целый ряд самоубийств, где властная рука общества чувствуется не в такой исключительной степени, и поэтому самоубийство носит более факультативный характер. Иначе говоря, альтруистическое самоубийство представляет собою некоторый вид, обнимающий различные разновидности. Одну из таких разновидностей мы уже рассмотрели, обратимся теперь к другим.
В тех обществах, о которых мы только что говорили, или в других, однородных с ними, часто наблюдается самоубийство, имеющее своим непосредственным и наглядным мотивом какое-нибудь совершенно ничтожное обстоятельство. Тит Ливий, Цезарь, Валерий Максим говорят нам с удивлением, граничащим с восторгом, о том величавом спокойствии, с которым галльские и германские варвары кончали с собой. Некоторые кельты готовы были умереть ради денег или вина. Были среди них люди, не считавшие достойным отступать перед пламенем пожара или морским прибоем. Современные путешественники могли наблюдать подобные случаи в массе у диких народов. В Полинезии было достаточно самой легкой обиды для того, чтобы толкнуть человека на самоубийство; то же самое наблюдалось среди индейцев Северной Америки; достаточно супружеской ссоры или вспышки ревности, для того чтобы мужчина или женщина кончали с собой. У племени дакота и криксы малейшее огорчение вызывает самое отчаянное решение. Известна та легкость, с которой японцы вспарывают себе живот по самому незначительному поводу; передают, что существует даже особый вид дуэли, при котором состязаются не в искусстве нанесения ударов противнику, а в проворстве вспарывания себе живота своими собственными руками. Аналогичные факты наблюдаются в Китае, Кохинхине, Тибете и Сиамском королевстве.
Во всех этих случаях человек лишает себя жизни без явно выраженного к тому принуждения. Однако этот вид самоубийства по природе своей ничем не отличается от обязательного. Если общественное мнение формально не предписывает здесь покончить с собой, то относится к этому благосклонно. Если считается добродетелью и даже добродетелью par excllence не дорожить своею жизнью, то наибольшие похвалы вызывает тот, кто уходит из жизни под влиянием самого легкого побуждения или даже просто ради бравады.
Самоубийство как бы удостаивается общественной премии, которая действует на человека воодушевляющим образом, и лишение этой награды имеет те же последствия, хотя и в меньшей степени, как само наказание. То, что делается в одном случае для избежания позора, повторяется в другом с целью завоевания большего уважения. Если с самого детства человек привыкает дешево ценить свою жизнь и презирать людей, слишком к ней привязанных, то вполне понятно и неизбежно, что он кончает с собой под влиянием самого незначительного предлога. Вполне естественно, что человек без всякого труда решается на жертву, которая для него так мало стоит. Так же, как и обязательное самоубийство, явление это составляет самую основную черту морали обществ, принадлежащих к низшему порядку. Так как такие общества могут существовать лишь при отсутствии у индивида всяких личных интересов, то необходимо, чтобы этот последний был воспитан в духе полного самоотречения и самоотвержения; отсюда вытекают этого рода самоубийства, в значительной своей части добровольные.