У Спартака была связка ключей от квартир и офисов, в которых жил или которые снимал Носик. У него хранились все кредитные карты, потому что совершенно в любой момент жизни могло потребоваться перевести кому-то деньги, решить какой-то вопрос или просто кого-то спасти.
“Любые моменты жизни” случались постоянно: вот на лестничной клетке Носик знакомится с беременной женщиной, отец ребёнка которой, известный человек, отцом быть не хочет, и это тупик. Почему она рассказывает об этом Носику? Неясно. Но Носик уже сажает её в оранжевую “шкоду” к Спартаку, и они несутся куда-то, где она будет работать и сейчас, и после рождения ребёнка. Или, например, на Водном стадионе дед в панаме и растянутых домашних трико потерял очки, а потом потерял кота. Носик со Спартаком сажают дедушку в машину, покупают очки, ищут кота, находят ободранным, едут в ветеринарку. Или, например, одна проститутка разочаровалась в жизни. И вот – она уже едет в оранжевой “шкоде фабии”, подруливает к одному из медиаофисов столицы: теперь это место её работы.
В этой “шкоде” – точка доступа wi-fi “мутинпудак”, набор одеял, стаканов, проводов и гаджетов на все случаи жизни. Оранжевая “шкода фабия” время от времени украшается белой лентой, стикером “Навальный” или ещё каким-то постером, который притаскивает Носик, потому что это не просто машина – это передвижной дом, офис, что-то большее.
На этой машине году в 2015-м Спартак со сломанной ногой подруливает к Первому московскому хоспису. Обходит кругом “шкоду” и выносит из неё огромного, ростом с себя, розового плюшевого медведя.
В коридоре с ними – со Спартаком и медведем – сталкивается Нюта Федермессер, учредитель фонда помощи хосписам “Вера”, спрашивает: “Что у вас с ногой и куда медведь?” Спартак отвечает: “Ногу сломал, а медведь для Маши. Она в какой палате?” Нюта задумалась: приехал со сломанной ногой с медведем к умирающей Маше, которая вообще-то никого не хочет видеть. А Спартак поясняет: “Мне Антон сказал купить ей что-то тёплое и родное и насрать на свою ногу. Я купил. На ногу насрал. В какую палату нести?”
В “шкоде” Спартака с какого-то времени хранилась большая коричневая шкатулка с наличными деньгами, которую впервые я увидела в квартире Антона на Речном вокзале. Тогда же мы впервые поговорили о благотворительности как способе исправить существующий порядок вещей. Я рассказывала о парне из детской больницы, который мечтает побывать на Мальте. Никаких шансов попасть на Мальту у парня не было. Да и поправиться, честно говоря, шансов маловато. Носик принёс из комнаты шкатулку. “Это, – говорит, – наш единственный шанс исправить несправедливость”. Мы нашли турагентство, придумали всю поездку от начала и до конца. Деньги из коричневой шкатулки подарили парню целую неделю жизни в мире крестоносцев, которым он бредил. Встречали, водили, кормили и поили мальчика и его маму какие-то приятели Антона, которые у него, кажется, были в любой точке мира.
Затем для исправления несправедливости он создал фонд “Помоги. орг”, а в десяток других вошёл в качестве попечителя, члена правления, просто советчика. Не помню, чтобы благотворительность была какой-то отдельной областью интересов Носика, знаменем, которое он нес, деятельностью, которую он афишировал. Скорее, она была побочным продуктом его способа жить, органичной частью повседневности.
Носик, кажется, первым в нашей стране понял, что должна быть построена действующая гражданская сеть спасения одного человека другим, другими, – то есть исправно работающая система исправления несправедливости. Я помню, он как-то сказал, что смысл развития благотворительности в стране состоит в том, чтобы ни один человек, попавший в беду, не остался с этой бедой один на один. “Вообще-то, – говорил он, – все со всеми знакомы, все всё умеют. Задача в том, чтобы правильно соединить нуждающихся в помощи с теми, кто в состоянии помочь”. Примерно все, кто так или иначе был знаком с Антоном, однажды ездили с ним в оранжевой “шкоде фабии”: олигархи и студентки, топ-менеджеры и случайно подобранные бомжи, журналисты, политики, артистки – кто угодно.
Как-то, уточнив график моей, связанной со съёмками документального фильма, командировки в Израиль, он всё бросил и примчался на два дня, чтобы провезти меня от Эйлата до Иерусалима на машине. “Ты не можешь первый раз быть в Израиле и не увидеть его моими глазами, потому как иначе есть шанс, что тебе не понравится”, – сказал он. И мы поехали через библейскую пустыню, соляные столбы и Мёртвое море. В машине играл Pink Floyd. Водил Носик ужасно. Но – и это теперь на всю жизнь – вышла одна из самых магических и незабываемых поездок в моей жизни, и, разумеется, я влюбилась в Израиль.
В Иерусалиме Носик перезнакомился со всей нашей съёмочной группой, а потом, узнав, что у девушки-продюсера фильма день рождения, оплатил его.
Фильм, который мы снимали, назывался “Победить рак” и был первым рассказом на федеральном телевидении России об онкологическом диагнозе, о людях, его получивших, о методах и способах борьбы с болезнью. Вопреки тогдашней моде, фильм “Победить рак” был задуман в жанре науч-поп, а не жёлтой страшилки. Премьера пришлась на дни бойкота НТВ, одним из сторонников которого был Носик.
О грядущем эфире фильма он узнал почти случайно – мы созванивались, чтобы обсудить мою возможность по-соседски покормить его кошку. Я ответила, что не смогу, работаю. “Тебе не стыдно всё ещё работать на этом канале?” – спросил Антон. Я разревелась. За пять минут рассказала ему синопсис фильма – и бросила трубку.
Носик умел признавать неправоту. Через несколько минут я узнала о том, что в “Живом Журнале” и фейсбуке, твиттере и чёрт знает чём ещё, что у него было, в эфире всех знакомых и малознакомых радиостанций он призывает всех прервать бойкот на несколько часов показа трёх серий моего фильма “Победить рак”. И аккуратно отвечает каждому написавшему, почему считает это важным.
Будучи совершенно определённо гражданином XXI века, Носик не разделял высокое и низкое, важных и неважных, “полезных” и “бессмысленных” людей. Он никогда этого чётко не формулировал, но это было очевидно. Феноменальное образование, разносторонние и часто глубокие научные интересы не мешали ему находить темы для разговора с кем угодно: однажды он прочёл лекцию по итальянской живописи в очереди в сберкассе на Речном вокзале, в другой раз объяснял ивритский алфавит 10-летнему мальчику (тот понял), а ещё как-то рассказывал в общих чертах о римском праве пассажирам задержанного рейса “Аэрофлота” в Стамбуле – прямо у стойки регистрации. Это из того, что я видела своими глазами.
Ещё я видела менее фантастические, скорее будничные его поступки: найти работу отчаявшемуся коллеге, познакомить людей, которые потом создадут успешный бизнес, просто позвонить кому-то и полчаса рассказывать о том, какой этот человек нужный и важный.
Люди в жизни Носика появлялись с фантастической скоростью и космической беспорядочностью. Потом оказывалось, что у всего этого есть космический же порядок: каждому он придумывал и место, и возможность принести пользу. А потом все знакомые ему знакомились между собой, дружили, влюблялись, организовывали компании и фонды, меняли и двигали вперёд мир. Недостижимый уровень менеджмента.
