Девушка вихрем взлетела вверх по ступенькам до четвёртого этажа. Огонька, едва тлевшего в чаше, хватало лишь на то, чтобы не споткнуться на неосвещённой лестнице. Обратный путь по библиотечным залам стал нешуточным испытанием для Мерси, которой пришлось вновь огибать все расставленные там ловушки и сигнальные устройства. Спокойно, только не надо торопиться.
По залам вновь пронеслась мощная пульсирующая волна библиомантики: в ушах у Мерси словно зазвучал сигнальный рожок. Снова залаяли собаки, одна из них взвизгнула, затем наступила тишина.
– Это мой тюремщик, – растерянно прошептал Форнакс, когда они добрались до холла с изящно изогнутой мраморной лестницей.
– Что произойдёт, если я положу чашу за пазуху? – тихо спросила его девушка.
– Мне нужно находиться рядом с чашей, но я не привязан к ней. Могу, например, сесть на твоё плечо, если тебя это устроит.
– Давай.
Огонёк перепорхнул на левое плечо Мерси: теперь она видела его лишь как мерцающее пятно на краю её поля зрения. Мерси запихнула чашу под куртку, просунув её за пояс своих брюк. Жара она не чувствовала. По-видимому, Форнакс не мог – или не хотел? – причинять ей вред. Похоже, до него наконец-то дошло, что девушка – его проводник из заключения, в котором его держал Торндайк.
Вместо того чтобы перелезть через перила с наружной стороны и спуститься по ним, Мерси села на них верхом, – под ней оказались три этажа пустоты, а внизу каменные плиты вестибюля, – оттолкнулась и поехала вниз. Скользя на безопасном расстоянии от лежавшего на ступеньках ковра, заряженного библиомантикой, она одновременно крутила головой, чтобы вовремя засечь прочие возможные ловушки. Разрушитель бесценных библиотек и античных метрополий Форнакс от быстрого скольжения трепетал, словно огонёк обыкновенной масляной лампы.
Они уже преодолели две трети лестницы и находились на высоте второго этажа, когда где-то в доме раздался пронзительный крик. Он доносился с первого этажа, отражаясь от высоких стен. Затем послышался хрип и стоны, затем кто-то вновь закричал, на этот раз дольше.
Замерев на месте, Мерси уставилась на белоснежные плитки пола в вестибюле. Они по-прежнему были пусты, и тем не менее ей показалось, что второй крик раздался ближе первого: по залам особняка с рёвом и стонами тащился человек.
Она вновь оттолкнулась, проехала оставшийся кусок перил, соскочила с них и приземлилась на обе ноги. В вестибюль, располагавшийся у подножия парадной лестницы, вели многочисленные двери, в том числе дверь большого зала, в котором недавно проходило собрание Ложи хорошего вкуса. Напротив лестницы располагалась парадная дверь.
Стоны послышались снова; на этот раз они сопровождались звуками, напомнившими Мерси работу костедробилок на бойнях в Сент-Жиле. Её любопытство решительно одерживало верх: во что бы то ни стало ей нужно было одним глазком взглянуть в зал, из которого доносились все эти звуки.
– Что ты делаешь? – прохныкал Форнакс ей на ухо. – Он поймает нас обоих!
– Эй, ты, Зевсова молния, – прошептала девушка, – ты не хочешь мне помочь?
– Но ведь это мой тюремщик!
Знание, полученное Мерси при чтении клинописной таблички, уже почти стёрлось из её памяти. Она едва помнила, что чувствовала, рассматривая её через Лупу истины, не говоря уже о словах, которыми она воспользовалась, чтобы подчинить себе Форнакса. Хотя у неё оставалась чаша. Если Торндайк не соврал, чаши было достаточно, чтобы огненный демон оставался ей послушен.
Мерси решительно приблизилась к двустворчатой двери в зал. Правая створка была чуть приоткрыта, через неё в вестибюль лился бледный лунный свет. Форнакс спрятался у неё на затылке, она чувствовала, как он копошится там: приятное тепло щекотало кожу.
По залу бесцельно ковыляла скрюченная фигура: она расхаживала от стены к стене, словно хищный зверь в клетке. Ероша волосы у себя на голове, она размахивала руками в пустоту и, пошатываясь, описывала круги. Вот она с силой саданула ногой по стулу, так что несчастный предмет мебели пролетел через ползала и, свалившись на пол, развалился на куски. Если бы зал был поменьше, человек, бушевавший в нём, вероятно, мог бы разбить себе голову о стены, однако здесь он лишь периодически стучал кулаками в облицовку стен и вновь отступал на середину.
Но Мерси потрясло не буйство незнакомца и даже не неукротимый гнев, который человек иногда словно направлял против самого себя, а иногда против своих невидимых противников. Нет, удивительным было то, что его тело сотрясалось, меняясь, конечности непроизвольно дёргались: вначале девушка приняла это за причудливую игру света и тени на теле незнакомца, но потом разглядела в подробностях.
Человек был светловолосым: в неверном лунном свете было непонятно, блондин он или седой старик. Лица его было практически не разглядеть: Мерси видела его лишь мельком, когда он попадал в полосу света из окна. Черты его лица напоминали незавершённое каменное изваяние, словно скульптор, создававший его, никак не мог решиться, кого он хотел изобразить. Скулы казались слишком широкими, лоб – слишком высоким и нескладным, подбородок чересчур выдавался вперёд, а, кроме того, кости и мышцы лица тоже словно бурлили под кожей, временами выпячиваясь пузырями. Закрыв лицо руками, человек завопил от нестерпимой боли, упал на колени, затем перекатился на бок.
Когда он снова опустил руки, он поднял глаза и посмотрел прямо на Мерси.
Секунду она стояла в оцепенении, а затем поняла, что он смотрит не на неё, а сквозь неё, возможно, вообще не осознавая, что происходит вокруг. Тем не менее девушка быстро отступила назад и вжалась в стену рядом с дверью. Форнакс снова скользнул ей на плечо.
– Малахайд, – прошептала Мерси.
Огонёк жалобно шептал ей что-то на ухо на чужом наречии.
Мерси осторожно повернулась обратно, миновала дверной косяк и снова заглянула в зал.
Незнакомец перекатился на другой бок и, вздрагивая, лежал теперь к ней спиной, снова издавая ужасные вопли. Его тело сотрясало судорогой, то непонятное, что происходило с ним, ещё не закончилось. Каждый клочок его тела шевелился под одеждой, как будто в рукавах и штанинах ползали угри.
Стоя на расстоянии десяти – пятнадцати шагов, Мерси как загипнотизированная уставилась на затылок и спину незнакомца, находившиеся в тени. Судороги и подёргивания усилились, незнакомец снова закричал, однако теперь его крик прозвучал так, как будто он вопил с полным ртом. Возможно, его язык распух, и он задыхался. Мгновение Мерси всерьёз раздумывала над тем, не нужно ли оказать ему помощь; её удивляло, что его пронзительные вопли не разбудили слуг. Дворецкий же наверняка спит где-то в особняке. Кроме того, в саду ведь дежурила охрана, которая тоже не могла не слышать, что здесь творилось.
Если только им не приказали не обращать на крики внимания. Если только то, что видела Мерси, не происходило здесь с таким же постоянством, как и перезвон чёрных напольных часов в вестибюле, отбивавших полночь.
