Мой конец близок. Я совершал ошибки, я признаю это, но, даже если твоя мать действительно виновна в моей смерти, я бесконечно благодарен небесам за то, что в моей жизни была ты. Ты – самое большое счастье, которое могло быть даровано книжному червю вроде меня, оторванному от жизни, а умирать всё равно когда-то придётся. Просмотри документы, которые хранятся в остальных двух конвертах, и прости старого дурака за то, что он не был с тобой искренним с самого начала.
Мне бы хотелось, чтобы ты приняла мои извинения, как в детстве принимала мою любовь, и простила меня. Я дал тебе свою фамилию, хотя ты была рождена под другой, и для меня ты навсегда останешься дочерью, которая мне дороже всех на свете. Мне также хочется надеяться, что даже после того, как ты прочитаешь моё письмо и узнаешь правду, ты хотя бы иногда будешь вспоминать обо мне с любовью: о тех счастливых временах, которые мы вместе пережили в «Либер Мунди», о книгах, которые мы читали вместе, о шутках, над которыми смеялись. Покидая этот мир, я думаю о тебе: где бы я ни оказался после смерти, мои воспоминания о тебе, Мерси, навсегда останутся со мной. Я не мог бы любить тебя больше, чем уже люблю. Моя любовь пребудет с тобой и тогда, когда меня уже не будет на свете.
Прощай, Мерси.
Вечно твой, Валентин.
Мерси долго сидела, уставившись на противоположную сторону туннеля и слушая плеск протекающего рядом Кранборна. Потом она принялась перечитывать послание Валентина, затем стала читать его в третий раз. Её пальцы дрожали, глаза покраснели, не раз и не два при взгляде на рукописные строчки у неё перехватывало дыхание, и она заставляла себя оторваться от них, чтобы вздохнуть.
Она отложила письмо на чёрное платье, чтобы оно не запачкалось на полу туннеля, и распечатала второй конверт. В нём лежал один-единственный документ – рукописный договор, подписывая который, Валентин брал на себя обязанность растить Мерси согласно букве и духу библиомантики. За услуги Валентину ежемесячно причиталась некая сумма, гораздо более скромная, чем предполагала Мерси, прочитав первое письмо: небольшой приработок, не более того. В конце документа стояли две подписи: Валентин Амбердейл и другая, неразборчивая: почерк был твёрдый, даже угловатый, без завитушек, которые присущи женской руке. Значит, вот каким был почерк её матери, почерк женщины, убившей Валентина.
«В конечном итоге он умер из-за меня», – подумала девушка. Птолеми купил Валентину лекарства, хотя Мерси не выполнила его заказ, и ровно в тот момент, когда всё, казалось, наконец наладилось, вмешалась её мать.
Не располагая ни единым доказательством, Мерси тем не менее знала, что женщина под вуалью была её матерью. Её сердце и интуиция твердили ей об этом с уверенностью, вдребезги разносившей любые сомнения. Получается, её мать не только погубила Валентина, но и оставила умирать Гровера, чтобы спасти Мерси.
Третий конверт оказался тяжелее двух первых. В нём лежали пять фотографий, отпечатанных на толстом картоне, пожелтевших и размахрившихся по краям.
Три фотографии представляли собой расплывчатые репродукции написанных маслом картин, изображавших господ с мрачными лицами. У их ног восседали дети, выглядевшие как маленькие взрослые. На одной картине возле своего сурового хозяина лежал волкодав.
На обороте почерком Валентина было написано: «Семейство Антиква» и три даты: «1799, 1821, 1834».
На четвёртой фотографии была изображена молодая женщина, стоявшая на фоне заснеженного здания. Она была одета в длинное чёрное пальто, волосы убраны в высокую причёску. Женщина была красивой и надменной. На обороте Валентин подписал:
«Аннабель Антиква, Петербург, 1858».
Фотография была сделана за три года до рождения Мерси и почти через двадцать пять лет после падения Алого зала и истребления родов Антиква и Розенкрейц.
На пятой, и последней, фотографии была снята та же женщина, уже глубоко беременная. Она стояла на улице большого города: это мог быть и Лондон, и любая другая европейская столица. Казалось, женщина попала в кадр случайно, оглянувшись на фотографа на ходу: её черты были немного смазаны. Это могла быть и совсем другая женщина, лишь немного похожая на Аннабель Антикву. Однако на обороте этой фотографии Валентин записал то же имя, а под ним год: «1861». Год рождения Мерси.
Получается, на этой фотографии была и она сама – в животе, выпячивавшемся под чёрным пальто. Плоть и кровь Аннабель Антиква.
Мерси снова положила наверх более раннюю фотографию и долго вглядывалась в красивое решительное лицо своей матери. Однажды она уже видела эти черты, мельком, под вуалью, в Лаймхаузе. Тогда они выглядели не старше, чем на фотографии, сделанной двадцать лет назад.
Её мать происходила из рода Антиква.
Она сама являлась отпрыском рода Антиква. Ренегаткой. И она была не единственной, кто знал об этом.
Глава сорок четвёртая
Когда Мерси, снова оказавшись в подвале «Либер Мунди», захлопнула люк, ведущий в лондонские катакомбы, и при свете сияющего шарика наконец выпрямилась, она почувствовала, что что-то не так. Наверху, в доме, было тихо, по-видимому, Всезнайка закончил читать свой доклад. Мерси положила детское платье и три конверта на стопку книг рядом с лестницей, шёпотом приказала шарику исчезнуть и стала медленно подниматься по ступенькам, держа сердечную книгу наготове. Где-то на первом этаже валялось её пальто, в кармане которого лежал револьвер, но она решила, что он ей, вероятно, больше не понадобится.
Дыша по возможности как можно тише и неглубоко, она добралась до первого подвального этажа. Здесь тоже повсюду высились стопки книг и царила темнота, свет падал только с лестницы. Мерси направилась на свет, пытаясь производить как можно меньше шума. Можно было попробовать воспарить над ступеньками, но тогда её выдал бы свет страничного сердца. К тому же она сомневалась, что вспомнит, как это делается.
До середины лестницы всё шло как нельзя лучше, но потом одна из ступенек немилосердно заскрипела под её тяжестью. Мерси одним прыжком преодолела три последние ступеньки и устремилась в комнату позади лавки.
Кожаная папка Всезнайки была захлопнута и лежала на полу, сам Всезнайка, очевидно, забрался обратно в своё укрытие. Темпест тоже находилась не там, где её оставила Мерси: она сидела в углу связанная, с кляпом во рту, полускрытая за высокими стопками книг. Следов борьбы не было видно: наверное, тот, кто напал на девочку, застал её врасплох спящей. Увидев Мерси, Темпест вытаращила на неё глаза и скосила их в направлении лавки.
– Будьте так добры, не развязывайте эту молодую леди, – произнёс мужской голос. – В противном случае мне всё же придётся прикончить её.
Мерси развернулась к двери, одновременно расщепляя страничное сердце. Даже если бы она не узнала его по голосу, его мощная аура выдавала его с головой.
– Мисс Амбердейл. – Только сейчас Эдвард Торндайк поднял глаза от книги, которую он, очевидно, снял с одной из полок. – Простите мне моё вторжение. Полагаю, теперь мы квиты – во всяком случае, в этом отношении.
