В тот день они не побывали в гетто, но прошли мимо одного из прежних входов в него. Охрана была снята, колючая проволока исчезла, ограду постепенно разбирали. Кое-где уже ничто больше не напоминало о том, что ещё недавно здесь проходила граница, разделявшая город.
На стене одного из домов висело сразу несколько объявлений о розыске. Однако на них были изображены уже не Ариэль и Пак и, слава богу, не Финниан. Со стены смотрел молодой красавец с длинными светлыми волосами. В обоих ушах его виднелись многочисленные серёжки.
– Кто это? – на ходу спросил Пип.
– Мардук, – ответила Кэт.
– Тот, у которого вы хотели украсть карту, на которой было обозначено местонахождение Санктуария?
– Да, он.
Она заметила, как чуть подальше двое мужчин сдирали со стен объявления одно за другим. Полицейскому, пытавшемуся их остановить, они сунули несколько купюр, после чего он больше не чинил им препятствий.
– Есть вещи, которые не изменятся никогда, – пробормотала Кэт.
– Уж точно не за неделю, – добавил Пасьянс. – Одной недели чертовски недостаточно для того, чтобы что-то изменить.
Кэт опасалась, что влияние, которым Мардук обладал в преступном мире Либрополиса, после реформ Рашель не уменьшится, а, наоборот, вырастет. Решётка, отделявшая гетто от остального мира, ограничивала не только свободу экслибров, но и сферу влияния преступных авторитетов. Теперь же Либрополис радушно распахнул перед ними свои двери.
– Это проблема Рашель, – сказала Кэт и ускорила шаг.
Пип взглянул на Пасьянса:
– На самом деле она бы с удовольствием перерезала глотку этому Мардуку.
Конфедерат ухмыльнулся:
– Я не знаю другого такого человека, у которого все его мысли были бы написаны на лице большими буквами!
Кэт как раз отпустила замечание о людях, у которых мысли отсутствуют в принципе, когда Пип внезапно свернул в переулок, уводивший их прочь от границ гетто.
– Пип! – Кэт нагнала его, Пасьянс тоже ускорил шаг и присоединился к ним. – Что случилось?
– Это вон там, – ответил мальчик и, пройдя ещё несколько шагов, остановился. – Вон тот магазин впереди.
Узкие фахверковые домишки, казалось, в этом месте нависали над улицей больше, чем где-либо в Либрополисе. Друг к другу лепились крошечные лавчонки, владельцы которых, стоя снаружи, переговаривались в ожидании посетителей. Несколько человек прохаживались мимо лотков с книгами.
Пип ткнул пальцем в неприметный антикварный магазин. Книги с побуревшими ломкими страницами соседствовали в его витрине с более новыми изданиями в покоробившихся фотосуперобложках; на некоторых красовались наклейки, которые явно уже невозможно было отклеить. В центре витрины размещалась табличка, на которой большими буквами было написано: «Каждая книга, купленная в этом магазине, пахнет лучшим трубочным табаком. Если Вам это не по нраву, никто Вас здесь не держит».
Они вошли в лавку – прозвенел дверной колокольчик. Лавка была двухэтажная, до верхних полок можно было добраться только с помощью стремянки. На одной из них стояла седая женщина в пёстрой блузке и серой юбке. Кэт подумала, что она наверняка тоже библиомантка. На кончике её носа красовались круглые очки, а сама она была погружена в книгу в светло-коричневом переплёте, взятую с одной из верхних полок. Во рту у неё дымилась трубка, изогнутая так, что походила на латинскую букву S, хвост которой был зажат в зубах.
Пип остановился у двери и, вытянув руку, указал на книгу в руках владелицы лавки. Он хотел что-то сказать, но тут женщина вынула трубку изо рта и, приветливо улыбнувшись, опередила его:
– Вот и ты! Она уже ждёт тебя.
Кэт и Пасьянс переглянулись.
Женщина медленно спустилась по ступенькам, окружённая облаком ароматного пряного дыма.
– Ох ты, боже мой, – продолжала она, – бедные мои колени и спина! Человек не может быть слишком стар для книг, а вот для того, чтобы карабкаться по стремянкам, очень даже может. До чего дожила! Взять книгу с полки сложнее, чем забраться на Олимп!
Пип переступил ногами, но собрал остатки вежливости и не бросился ей навстречу.
– Здрасте, – сказала Кэт.
Пасьянс поднял два пальца, прикасаясь к полям воображаемой шляпы.
– Ого! – воскликнула женщина с обезоруживающей улыбкой. – Да вы просто красавчик! – Она сунула в рот трубку и глубоко затянулась.
– Ему это все говорят, – улыбнувшись сказал Пип, не отрывая взгляда от книги в её руке.
Кэт могла поклясться, что, хотя книга была закрыта, страницы её зашелестели.
– Это всё неправда, – ответил Пасьянс, краснея как рак.
– Вот, пожалуйста, – сказала владелица лавки и протянула книгу Пипу. – Она так мечтала о тебе!
– А я – о ней.
Кэт только однажды видела, как сердечная книга находит своего библиоманта. И она не была уверена в том, считается ли тот случай, потому что петушиная книга Фурии была невоспитанным и крайне развязным существом. То ли дело почтенное пожелтевшее издание – такое, как это!
– Можно мне открыть её? – спросил Пип.
Женщина с усмешкой постучала трубкой по переплёту:
– Разумеется!
Пип прочёл название на форзаце, потом первые несколько фраз. Прошла минута, когда он снова поднял глаза.
– Да, – сказал он, – это моя сердечная книга!
– Конечно, это она и есть, – ответила женщина.
Пасьянс начал рыться в карманах своей форменной куртки в поисках денег.
– Не нужно, – остановила его владелица лавки. – Сердечная книга не продаётся. Возможность видеть, как она нашла своего библиоманта, – достаточная награда.
Конфедерат кивнул.
– Ты очень юн для того, чтобы быть найденным своей сердечной книгой, – сказала женщина с трубкой. – Сколько тебе лет, мой мальчик?
– Одиннадцать.
Пасьянс рассмеялся:
– Просто лилипут для своего возраста, верно?
– Ну что вы такое говорите! – возразила женщина и выпустила из трубки кольцо дыма. – Зато вы настоящий великан.
– Истинная правда, мэм.
Пип положил раскрытую книгу на одну из стопок, покрывавших почти весь прилавок, – среди книг видна была одна лишь коллекция экзотических трубок, размещённая под стеклом, – перелистнул страницу, вертикально поставил ладони слева и справа от неё, на мгновение закрыл глаза и выпустил. Она осталась в вертикальном положении, затем расщепилась на два слоя, между которыми засияло страничное сердце.
Пип улыбнулся шире. Кэт ещё никогда не видела его таким счастливым.
В сиянии, разлившемся над книгой, возникло что-то призрачное – продолговатый предмет с трубой посредине и двумя лопастными колёсами по бокам, которые неспешно вертелись.
