Старик, стоящий у стола, потупился.
– Я боюсь, что прошло столько времени, что от меня не будет никакого проку. С тех пор, как я в последний раз открывал «Книги творения», прошло более сотни лет. Я давно уже не помню подробностей.
Фурия не была уверена, говорил ли Зибенштерн правду. Не использовал ли он свою забывчивость как предлог для того, чтобы заполучить одну или даже несколько «Книг творения»? С другой стороны, разве кто-нибудь на свете мог бы припомнить каждую подробность двадцатичетырёхтомного труда спустя столько лет?
– В одиннадцатом томе я впервые упомянул экслибров, – продолжил Зибенштерн. – Им посвящена буквально пара страниц, несколько сумбурных идей, не получивших развития. Откуда же мне было знать, что именно эти фразы когда-то будут определять судьбу всего мира библиомантики?..
Может быть, Зибенштерн переигрывал, чтобы убедить Фурию? Он всегда был склонен к пафосу, как в своих романах, так и в реальной жизни. Тем не менее сейчас у девочки было ощущение, что он искренен в каждом слове.
– Если бы я никогда не упоминал экслибров, если бы они в один прекрасный день не начали выпадать из книг, Академии не нужно было бы предпринимать что-то против них. Убежища никогда бы не были построены. Война бы не разразилась вовсе.
– Не обвиняй себя во всех смертных грехах, – сказала Фурия.
– Мир развивается вместе с его обитателями, – вставила Федра. – Не эта война, так какая-нибудь другая… Кто знает, что было бы, если бы история пошла другим путём.
Зибенштерн гневно затряс головой:
– Я допустил преступную небрежность! Пара слов о том, что когда-нибудь в будущем персонажи будут выпадать из книг… Я не отдавал себе отчёта в том, какие последствия это обстоятельство может иметь. Нужно было прописать правила, законы, ограничения. Вместо этого я просто не обратил на это внимания. Ирония судьбы заключается в том, что мне нужно было прислушаться к критикам ещё на стадии написания романов. Они упрекали меня в том, что мои произведения слишком схематичны, что они затрагивают слишком много вопросов, что они перегружены идеями. Если бы я учёл эти замечания при написании «Книг творения», мы бы могли избежать множества проблем.
– Если бы да кабы! – пренебрежительно заметил Ментана. – Всё это увёртки для слабаков. Нужно наконец что-то предпринять, а не только посыпать голову пеплом из-за ошибок, совершённых когда-то в прошлом.
Фурия повернулась к Федре:
– Экслибр Зибенштерна, которого ты послала в резиденцию, убил одного из моих друзей.
Федра хотела было что-то ответить, но её опередил Ментана:
– Ему не следовало становиться на пути у нашего лазутчика, тогда с ним бы ничего не случилось. Оба остались бы живы, и твой друг, и наш человек.
– Но он ворвался в чужой дом! – яростно заспорила Фурия. – Он…
– Мы не в состоянии изменить случившееся, – вступила в спор Федра. – Но если бы он попытался объяснить вам свои цели, неужели вы бы отдали ему книгу?
– Всё это ни в коей мере не оправдывает убийства!
– Конечно нет, – кивнула праматерь библиомантики. – Единственное, что я могу, – это попросить у тебя прощения. Я знаю: это несоизмеримо мало по сравнению с тем, что произошло, но в будущем мы постараемся действовать более осторожно и осмотрительно. В следующий раз мы не будем посылать чужих.
Фурия недоверчиво вытаращилась на неё. Федра действительно была готова отправить её домой, чтобы переписать «Книги творения»?! Ей нужно будет сделать экслибров полноправными гражданами мира библиомантики. Зибенштерн ведь тоже хотел, чтобы она переписала книги, только в его интерпретации речь шла о гораздо более далеко идущих изменениях. И Федре не следовало знать об этом.
«Он всех нас использует, – подумала Фурия. – Ни с одной из нас он не откровенен полностью».
«Я не знаю, Фурия, сочиняем ли мы уже с тобой стихи на одном и том же языке, но, по крайней мере, мы пишем книгу, пишем её вместе», – когда-то написал ей Зибенштерн. Теперь он хотел, чтобы написанное воплотилось в жизнь. Вместе с ней он хотел сам переписать сотворение мира. А план Федры служил ему средством, благодаря которому Фурия должна была заполучить в руки «Книги творения». Старик не собирался спасать экслибров – он хотел вообще бесследно стереть их из истории библиомантики. В этом случае на свете никогда бы не существовали ни Федра, ни Ментана, ни жители лагеря в долине.
Фурия, безусловно, хотела попасть домой. Однако следовало найти такой способ, чтобы не отдавать Федре и компании «Книги творения».
– Если вы хотите послать меня в резиденцию, я пойду туда. Но одна.
Зибенштерн согласно кивнул, однако Федра возразила:
– Ментана будет сопровождать тебя.
Герцог сорвал с себя воображаемую шляпу в шутовском поклоне перед девочкой.
– Если он пойдёт со мной, кровопролития не избежать, – возразила она. – У него на совести сотни погубленных людей. Я слишком хорошо знаю его историю и не сомневаюсь: при первой возможности он предаст меня. Если это будет в его интересах, он без колебаний выдаст всех нас Академии. Это у него в крови. Я не собираюсь провожать такого человека в святая святых Сопротивления. Но моя совесть будет чиста.
– Ты имеешь в виду ту историю с миланским троном? – спросил Ментана. – Это было давным-давно.
– Фантастико Фантастичелли и его люди боролись с вами до последней капли крови, и у них были на то причины.
С одной стороны, это, конечно, полнейший абсурд – обсуждать события романа, как если бы они происходили на самом деле, и приводить их в качестве аргументов против Ментаны; но с другой стороны, если это был тот самый герцог Ментана из романа, то он действительно совершил все эти преступления в мире, который на тот момент был для него единственно реальным.
– Если бы я и правда был таким чудовищем, – ответил Ментана, – я бы давно заставил тебя выдать мне, где ты спрятала книги. И после этого отправился бы в твоё поместье один и переправил их сюда.
– И кто же тогда будет их переписывать? – спросила Фурия. – Уж точно не я!
– Прекратите оба! – напустилась на них Федра. – Вы пойдёте вместе. Ментана единственный, кто в состоянии открыть портал из ночных убежищ наружу. И он будет наблюдать за тобой, Фурия, чтобы тебе случайно не пришло в голову остаться у твоих друзей и наплевать на нас.
Фурия хотела было возразить, но Федра не дала ей открыть рот. В её голосе зазвучал металл. Сейчас в ней заговорил полководец, привыкший отдавать приказы.
– Вы оба пройдёте через портал, – повторила она, – и Фурия немедленно внесёт необходимые изменения в «Книги творения», лучше всего прямо там, где они находятся. Если это по каким-либо причинам не получится сделать в резиденции, вы доставите книги сюда и ты перепишешь их здесь.
– Ну допустим, – сказала Фурия. – И что потом?
