— Лея, — срывается с губ, хватаю ее грязными руками и жадно целую. Она сплошное искушение. Чувственная, страстная и невероятно нежная… и невинная. Последний пункт должен меня остудить, но получается, что еще больше заводит. Одна мысль, что ее кроме меня никто не трогал, заставляет вскипать в венах кровь.
«Она запретный плод» — напоминаю себе, а сам сжимаю ее грудь, которая идеально ложиться в мою ладонь. Лея издает стоны, мне нравится, что октавы становятся выше. Рычу в голос. Я готов выпрыгнуть из штанов. Как не сорваться.
«Табу! Табу!..» — звучит, как проклятье в голове. Я сам себя им наградил.
— Нам надо остановиться, — я говорю это себе, ведь мои ладони уже спускаются вниз по животу. Если я сниму с нее брюки, обратной дороги для меня не будет.
«Готов лишить ее невинность на холодной земле усеянной иглами и ветками?» — задаю мысленно себе вопрос и тут же отвечаю: — «Да!»
Но Лея заслуживает лучшего! Лучшего первого раза и лучшего мужчину! Моя жизнь и работа не предполагает привязанностей, с ней так не получится. Перестать и отпустить?
Я вспоминаю наш вчерашний разговор и ее желание. Лея хочет узнать, как погиб ее отец. Я не имею никакого морального плана ее трогать! Она доь моих друзей!
Лея разочарованно стонет. Я вижу в ее глазах желание и непонимание, почему остановился? Скажи я на всех языках мира, как сильно ее желаю, моего состояния это не передаст.
- Я не хочу, чтобы ты останавливался, — серьезно произносит и смотрит мне в глаза. Мои руки с силой сжимаются на ее тонкой талии.
Когда? В какой момент из врага я превратился в мужчину, которого она хочет? Я ведь понимал, что ее ненависть надежный стоп-кран и не зря подогревал в ней это чувство. Я опускаю взгляд на ее губы, в голове шумит кровь. Мне до одури хочется продолжить, нырнуть в водоворот безумства, но последние остатки разума удерживают меня на поверхности.
— Лея, ты лежишь на холодной сырой земле, — голос срывается. — Я весь потный и грязный, — все это я произношу вслух, чтобы себя убедить, а не ее. — У меня нет собой защиты, — заколачиваю последний гвоздь, чтобы удержать контроль. Оказаться в ней без защиты и не сорваться? Это невозможно, поэтому лучше убраться отсюда, как можно дальше. Она еще совсем молоденькая, а у меня опыта на сто жизней вперед, я должен нести ответственности за наши действия и поступки.
Поднимаюсь на ноги, стараюсь на Лею не смотреть, когда протягиваю руку, чтобы помочь ей подняться. Краем взгляда замечаю, как она поправляет одежду.
— Иди в дом, я скоро приду, — забираю топор и быстрым шагом направляюсь к реке. Скидываю с себя штаны вместе с боксерами и ныряю в заводь. Ледяная вода мне в помощь.
Не знаю, сколько времени я провел в реке, потом на берегу, но солнце уже высоко в зените и сильно припекает. Возможно, вечером будет дождь или гроза.
Я обещал Лее рассказать, как погиб ее отец. К этому разговору подготовиться нельзя. Утаить правду или детали той операции — осквернить память друга. Разговор получится тяжелым, а справляться с этим грузом Лее придется без меня. Вызову Петра с Валидом, закончились их каникулы. Сегодня же вернусь в Москву. Надо найти Ирину и разобраться с Зурабом, а так же выяснить, замешан Ахмад в пропаже сестры или нет…
Глава 25
Лея
Чех оставил меня стоять посреди леса, а сам утопал в сторону реки. Топор ему интересно, зачем понадобился? Какой сук он решил там срубить, не то ли, который мне в живот упирался? Я посмеялась над своими мыслями, а что еще оставалось делать, бросил меня в раздрае. Все тело покалывало и неприятно ломило. Куда бы деть эту энергию, я сейчас изнутри взорвусь.
Мне не хотелось его видеть, поэтому я решила не сидеть и не ждать Чеха в доме. Сходила за ружьем и патронами, если бы не нога, я бы двигалась быстрее. Взяла с собой лукошко и пошлепала в сторону, где росла морошка. Там можно было и пострелять, но я не собиралась привлекать внимание, оружие взяла на всякий случай, вдруг рядом зверь, который покусал лося.
«А если он не один?» — пришла на ум интересная мысль. — «Смогу отстреляться и удрать?» — если бы не швы, даже не сомневалась бы…
Несмотря на доводы разума, я отправилась за морошкой одна. В лукошко не попала ни одна ягода. Несмотря на то, что мне удалось позавтракать, настроение мое не улучшилось. Стрелять по мишеням внизу опасно. Конечно. Места тут безлюдные, но что не бывает? Поэтому я стреляла по шишкам.
С каждым выстрелом пружина внутри ослабевала. На меня сыпались иголки ветки, ну и, конечно же, шишки. Я ведь не мазала. Отстреляв две коробки патронов, наконец-то почувствовала облегчение.
— Новый способ трясти шишки? — раздался сзади голос. — Кто стрелять учил?
— Папа, — негромко ответила не оборачиваясь. Я складывала в сумку отстреленные гильзы и коробки.
— Поговорим? Я обещал рассказать тебе, как погиб твой отец, — к глазам подступили слезы. Иногда во мне просыпалась девочка, а сегодня утро вышло очень эмоциональным.
Прошла немного вперед и села на поваленный ствол дерева. В ягодицу впился небольшой сучок, поерзав, устроилась поудобнее.
Чех сел прямо на землю, прислонился спиной к старой осине. Он сидел ко мне боком, одна нога согнута в колени, выражение его глаз я не видела. Это напоминало чем-то исповедь в католических церквях, только нас не разделяла ширма.
— Мы были на задании, — начал он. — Спонтанном, плохо спланированном. Наверху летели шапки и погоны, генералы метались в страхе и создавали видимость противотеррористической деятельности. Несколько взрывов по всей стране, исполнителей взяли или ликвидировали, но нужны были организаторы. Деньги шли с запада, но координаторы находились в России. Небольшое селение в горах на границе Чечни и Грузии. Нам дали только приблизительные координаты, — я видела, ему было тяжело вспоминать. — Почти сутки мы поднимались пешком, чтобы не привлечь внимание. Встретили лишь молодого парнишку — пастуха. Его нужно было ликвидировать, но мы сделали роковую ошибку — пожалели. Отпускать не стали, привязали к стволу дерева и оставили с ним часового. Допросили, узнали, где находится нужный нам дом. Парнишка уверял, что живет на другом склоне, а в том селе у него родственники живут, — я впитывала в себя каждое слово. — Подошли к деревне и затаились. Решили ждать наступления темноты, могли пострадать невинные, старики, дети.
