Об ограблении артельщика Мерзляков уже знал, хотя примет налетчиков еще никому не сообщали. Сработало то самое «полицейское чутье», которое (я не на одном примере убедился) все же существует в доподлинной реальности. Мерзляков подбежал к прилично одетому молодому человеку, взял его на прием и свистом вызвал на подмогу ближайших дворников, не замедливших сбежаться. Молодого человека доставили в участок, где при обыске быстро обнаружили «маузер» и тысячу рублей из похищенных.
Второй случай – опять-таки с участием автомобиля, но на сей раз без городовых. Годом позже там же, в Москве, трое неизвестных наняли таксомотор и, обещав, скорее всего, щедро заплатить, попросили отвезти их в одну из подмосковных деревень. На двадцать пятой версте за городом они застрелили шофера и ехавшего с ним приятеля-слесаря, выбросили трупы и покатили дальше, но, скорее всего, не справились с управлением, отъехав не так уж и далеко, завалили машину в придорожную яму, после чего скрылись.
Преступление так и осталось нераскрытым, убийц не нашли. Полиция, помня о прошлогоднем случае, полагала, что автомобиль им понадобился для очередной «экспроприации», но это лишь одна из непроясненных версий. Примечательно другое: я могу и ошибаться, но весьма даже не исключено, что это – первый в России случай угона машины с убийством (более ранние свидетельства мне пока что не попадались)…
Вернемся к полицейским. Как и обычного человека, смерть их могла подстерегать в самом неожиданном месте и при самых неожиданных обстоятельствах. Как заметил классик, человек не просто смертен, а внезапно смертен…
Вот еще один случай из жизни. Городовой Савчук заступил на ночное дежурство не в самом лучшем настроении. От роду ему было 52 года, из них в полиции он провел 27 лет, выйдя в запас рядовым из Преображенского полка. Служил все эти годы беспорочно, получил нагрудную и две шейные медали. Но вот беда: очень уж не ладилась в последнее время жизнь…
За прошедшую неделю на его участке, в его дежурство, случились три кражи из магазинов, и всякий раз воры, не замеченные Савчуком, ухитрялись скрыться. За столь серьезные упущения, согласно тогдашним регламентам, Савчука дважды оштрафовали (с третьим штрафом как-то обошлось). Ситуация сама по себе неприятная: впервые за 27 лет безупречной службы попасть под штраф. Да еще разговор с приставом перед выходом на пост…
Пожалуй, лучше бы уж пристав просто кричал и ругал, на чем свет стоит… Но начальник разговаривал со старым, заслуженным служакой вежливо и уважительно. Вот только суть разговора… Пристав сказал откровенно: по его глубокому убеждению, Савчук стал сдавать. Что ни говори, годы есть годы. И есть у пристава намерение перевести ветерана с постовой на более легкую службу: часовым в коридор, где расположены арестантские камеры участка.
Оба прекрасно знали: такая служба в полиции считается самой непрестижной. Караулить арестантов с его выслугой и тремя медалями… Кое-как, Христом-Богом Савчук уговорил пристава подождать и поклялся чем только можно: больше ни одной промашки в свое дежурство не допустит. Пристав согласился повременить, но предупредил твердо: еще одна кража, и с постовой службой придется распрощаться, встать часовым у камер.
И дома обстояло ох как неблагополучно. Жена Савчука умерла совсем молодой во время эпидемии тифа, оставив двух сыновей. Старший, Семен, с уверенностью можно сказать, вышел в люди: стал машинистом на железной дороге (в те времена профессия гораздо более престижная, чем впоследствии, и оплачивавшаяся довольно высоко. – А. Б.). А вот младший, Василий, – одно беспокойство: учился и в городском, и в ремесленном, и в железнодорожном училищах, но отовсюду исключили за лень и скверное поведение. Савчук пристроил непутевого сынка в слесарную мастерскую – Васька там и года не продержался, стал попивать, и хозяин его выгнал (сказав Савчуку, что дело еще и в том, что Васька украл какой-то инструмент на пропой).
Не на шутку разозлившись, Савчук выгнал сына из дома и велел не показываться на глаза, пока не определится куда-нибудь на честную работу. Прошло четыре месяца – сын не объявлялся. Более того: на днях Семен рассказал отцу, что видел Ваську на толкучем рынке в компании какого-то крайне подозрительного на вид типа. Подробно его описал и спросил: не знает ли отец, часом, такого среди местных жуликов?
Савчук не знал, но субъект, судя по описанию Семена, и в самом деле выглядел чистейшей воды жуликом: уж Савчук-то таких типов повидал за многолетнюю службу. На душе стало еще горше от мысли, что Васька, вполне может оказаться, спутался с уголовниками. Как ни ругай, как ни гони – а все же родная кровь.
В два часа ночи прибежал ночной сторож одного из ближайших домов и, запыхавшись, сообщил: по всему видно, в ювелирном магазине Шлепянова работают мазурики. Сказал еще, что дворники засели у окна, парадной двери и незапертого черного хода – чтобы воры не сбежали.
Ну что же, настало время действовать Савчуку, как и полагается по обязанности… Городовой соседнего поста Калина, с которым Савчук как раз разговаривал, когда подбежал сторож, вызвался идти тоже, но Савчук решительно отказался: его участок, ему и порядок наводить…
Черный ход и в самом деле оказался незапертым. Вынув револьвер, Савчук тихонько прокрался в заднюю комнатку, отделенную от небольшого магазинного зала дощатой перегородкой, заглянул в щелочку. Тут уж никаких сомнений. Горела крохотная электрическая лампочка, и двое, стоявшие к городовому спиной возле витрины, торопливо распихивали по карманам футляры с украшениями.
Не Савчука учить, как тут действовать. Он ворвался в магазин, поднял револьвер и скомандовал:
– Ни с места! Стрелять буду!
Воры заполошно обернулись…
Одним из них оказался родной сын, беспутный Васька, а вторым – тот самый его дружок с «толкучки», которого подробно описал Семен…
Сначала Васька, кинувшись на колени, принялся умолять отца отпустить его подобру-поздорову: родная же кровь! Можно только гадать, что творилось у Савчука на душе, но он все так же молча стоял с револьвером на изготовку. Видя, что толку не будет, Васька принялся насмехаться над отцом: вот, дескать, орел-городовой, родного сына под арест волокет! Ну, волоки, волоки, авось еще одну бляшку дадут!
Савчук засвистел в свисток. Прибежал Калина со сторожами и дворниками, воров повели в участок. Потом Калина вспоминал на служебном расследовании: ему показалось странным, что товарищ, ловко сцапавший двух воров, вместо того чтобы радоваться, шагал с поникшей головой, бледный, с таким видом, словно его ведут на казнь. И прямо спросил, в чем тут дело. Савчук угрюмо промолчал.
Когда подошли к участку, Савчук попросил Калину одного отвести задержанных к дежурному, а он сбегает в казарму за записной книжкой, которую забыл под подушкой.
Придя в казарму, Савчук сел на кровать, вынул револьвер и выстрелил себе в висок. Никаких неприятностей по службе у него, естественно, быть не могло – отец за беспутного сына не ответчик, но человек оказался в ситуации, когда другого выхода для себя не видел…
