Вернемся к полицейской коррупции. После учиненного Гариным разгрома она, конечно, не исчезла вовсе, но изрядно измельчала. Деньги крутились уже не те, и истории были какие-то… скучные.
Вот один пример. Жил-поживал околоточный надзиратель Абиняков. Никаким околотком он не руководил, он просто носил такой чин, а состоял кем-то вроде секретаря у полицмейстера Юрьева. «Хозяйство» Юрьева было немаленьким, включало в себя три полицейские части и три участка, по величине не уступавших частям. На этой территории и резвился вовсю Абиняков, ставший прямо-таки правой рукой Юрьева. Именно от него зависело, попадет ли к Юрьеву не то что околоточный, но и пристав. Просто так он и приставов к начальнику не допускал, заставляя сначала писать нечто вроде рапорта: я, такой-то, пришел на прием к полицмейстеру…
Приставы покорно писали рапорты и по первому требованию Абинякова смиренно платили ему денежки. Счет шел не на сотни рублей, но на десятки. Как помнит читатель, чин околоточного надзирателя соответствовал всего-навсего армейскому прапорщику, а приставы носили звания от капитана до полковника. Но это смотря какой прапорщик. В данном случае прапорщик сидел на таком месте, что ему без лишних препирательств платили и приставы, и околоточные надзиратели.
Причина проста: и тем и другим Абиняков был чертовски необходим. За соответствующую «благодарность» вовремя предупредить, когда полицмейстер собирается посетить с ревизией часть или околоток (всегда можно успеть «подчистить хвосты»). Мог и повысить в «ранге», то есть в разряде, и помощника пристава, и околоточного. Мог избавить от наказания за упущения по службе. Да много чего мог… Мало того, при ревизиях Абиняков неизменно сопровождал полицмейстера и околоточные, а то и приставы, зная за собой грешки и недочеты, чтобы ревизия прошла благополучно, устраивали «сбор» и где-нибудь в коридоре вручали денежки Абинякову.
Точных данных нет, но нет и никаких сомнений, что Абиняков с «шефом» старательно делился всеми этими подношениями – не за красивые же глаза Юрьев всякий раз шел ему навстречу, заходила ли речь о повышении в разряде, освобождении от взыскания или хорошей оценке при полицмейстерской ревизии части или околотка. Зная давным-давно сложившуюся практику, делился, конечно.
Одним словом, скромный околоточный надзиратель какое-то время резвился вовсю. Вот только был он какой-то мелкий. Прошли все же те золотые денечки Рейнбота, когда респектабельный бордель платил в год «праздничных» пятьсот рублей, а самый шикарный из них, «Эрмитаж», – так целых пять тысяч. С приставов Абиняков собирал рублей по пятьдесят. Околоточные к Пасхе и Рождеству собирали ему рублей по двадцать пять – тридцать, а то и десятку, скорбно заверяя, что больше у них нету, хоть зарежьте.
Абиняков никогда не возмущался, не скандалил, не пугал в таких случаях. С хомячьим упорством тащил по зернышку. Давали десятку – брал десятку. Давали рубль – брал рубль. Частенько просил «на извозчика» – а это уж и вовсе серебряная мелочь, пара двугривенных, в лучшем случае полтинник… Дали бы медный пятак – наверняка взял бы и его…
Причины толком неизвестны, но кончил «хомячок» плохо – угодил под суд, был признан «виновным в лихоимстве». Наказание оказалось не столь уж и суровым – «отрешение по суду от должности и 25 рублей штрафа, с заменой штрафа недельным арестом». Но из полиции крохобор вылетел навсегда…
Примерно в то же время в Петербурге угодил под суд пристав одной из частей подполковник Плахов, промышлявший главным образом поборами при техосмотрах. Нет, речь идет не об автомобилях, а об извозчиках. Долгие годы для них тоже существовал своеобразный техосмотр. По введенным городской управой правилам извозчикам следовало дважды в год являться в участок и представить для осмотра лошадь и экипаж, чтобы продлить разрешение на право заниматься своим промыслом (согласитесь, это малость хлопотнее на фоне сегодняшних техосмотров…).
Ну а в участке сидел подполковник Плахов и мягко намекал, что «техосмотр» можно пройти в три секунды, без заглядывания кобыле под хвост и осмотра пролетки. А можно и не пройти…
Извозчики, прекрасно понимавшие, что к чему, смирнехонько платили. Обычная такса у Плахова была, в общем, скромная – пять рублей. Когда кто-то пытался отделаться трешкой, Плахов не на шутку обижался: «Я же пристав, а не околоточный какой-нибудь!»
Деньги, конечно, небольшие, но если учесть, что по пятерке платят дважды в год десятки извозчиков… Получается весьма даже неплохо. Плахов «подкалымил» прилично и взялся строить приличную дачу в Павловске. Но и там проявил свой «ндрав». Когда крестьяне, возившие ему стройматериалы, потребовали плату, пристав (как вспоминали, с милой улыбкой) сказал:
– Какие деньги? Да вы должны считать за честь, что имели дело со мной, петербургским приставом!
Мужички, не прекословя, развернулись и уехали, прекрасно понимая, что правды тут не доищешься…
Столь благополучная жизнь пристава продолжалась довольно долго, но в конце концов привлекла самое пристальное внимание следствия, а там и суда. Правда, от серьезного наказания Плахов открутился – исключительно благодаря искусству своего известного адвоката Адамова. Тот избрал довольно своеобразную тактику: стал уверять судей, что «платить благодарность» для извозчиков – в сущности, старый добрый национальный обычай, и отдают они кровные денежки по доброй воле, без малейшего к тому принуждения. И вообще Плахов – не более чем «винтик системы». Такая уж система сложилась, а пристав, господа судьи, чуть ли не ее жертва: с волками жить – по-волчьи выть… Адамов патетически восклицал:
– Надо решить, судить ли систему или пристава Плахова! Если систему, то при чем тут подсудимый? Если же судить его, то виновата система!
Вообще-то кое-какой резон в такой постановке вопроса был. Система и в самом деле существовала, и не Плахов ее придумал. Короче говоря, благодаря красноречию адвоката пристав отделался легко: обвинения в вымогательстве и лихоимстве с него сняли, оставив лишь «принятие благодарности без нанесения ущерба служебным обязанностям», а уж эта статья считалась и вовсе «детской». Плахова уволили из полиции и оштрафовали на триста рублей, а окажись адвокат не таким ловким, могло кончиться и тюремным сроком…
Полицейские чины подвергались порой наказанию не только за «сделки». Помощник пристава одной из частей Самарин получил месяц ареста при полицейской части за то, что ночью, болтаясь по своему участку пьяным, ни за что ни про что избил ночного сторожа. Причем, что интересно, простые городовые частенько грешили рукоприкладством в отношении «простонародья», но сплошь и рядом отделывались чисто словесным внушением, если таковое вообще имело место. Но чтобы на месяц сел под арест за то же самое помощник пристава – случай крайне редкий. Объяснение подворачивается только одно: кто-то, облеченный властью, оказался человеком честным и принципиальным, ничуть не считавшим, что и «простолюдина» можно бить по морде ни за что ни про что…
Правда, когда речь идет о коррупции в полицейских рядах, попадались и случаи, которые иначе как комическими не назовешь. Например, история околоточного надзирателя Поля (это не имя, а фамилия), который всего лишь попытался стать лихоимцем – с довольно печальным итогом…
