Это была не пустая угроза, и она оказала самое эффективное действие: большинство уличных хулиганов были не уголовниками, а «нормальными» обывателями, имевшими семьи, квартиры, а то и дома, приличную работу, немалые должности. Административная высылка из Москвы означала путешествие в никуда – как хочешь, так и устраивайся. Особенно притихли «уличные приставалы». После введения в широкий обиход этой подписки хулиганов-«рецидивистов» стали задерживать по одному-два в день, хотя раньше их были десятки…
При Кошко открылся в Москве и первый питомник собак-ищеек. Правда, на сей раз не по его инициативе: «король русского сыска», несмотря на все свои достижения и успехи, отчего-то недооценивал служебно-разыскных собак, что признавал сам: «Я не препятствовал этой затее, но придавал ей мало значения». И откровенно занижал в своих воспоминаниях число раскрытых с помощью собак преступлений, написав, что их было «два-три» – на деле гораздо больше.
Самое интересное, что тогдашняя полиция старательно искала не только украденных лошадей и коров, но и кошек с собаками – правда, в основном тех собак-кошек, что принадлежали «людям из общества». Существовал специальный «летучий отряд» из 40 человек с узкой специализацией: «лошадники», «коровники», «собачники» и «кошатники», «магазинщики» и «театралы». Специализация была вызвана тем, что каждый вид кражи отличался и способами исполнения, и местами сбыта краденого.
А теперь стоит рассказать несколько самых интересных историй из сыскной практики Кошко. Среди них есть и трагические, и откровенно комические – с чем только не столкнешься на полицейской службе.
Две откровенно комические связаны с телефонами.
Есть старый анекдот. Диссидент звонит с телефона-автомата на Лубянку и язвительно заявляет:
– А хреново вы все-таки работаете!
Едва он успевает повесить трубку, его деликатно похлопывают по плечу:
– Ну, не так уж и плохо, товарищ Сидоров…
С Кошко в свое время случилась история, крайне напоминающая этот анекдот. В то время в Москве в подъездах «приличных» домов уже размещалось немало телефонов для общего пользования. Правда, автоматами их назвать никак нельзя, нужно было назвать «телефонной барышне» номер, с которым хочешь связаться, но это уже детали.
Однажды случилась довольно значительная квартирная кража. Дня через два Кошко на службу позвонил прекрасно известный всей московской сыскной полиции Васька Смыслов, несколько раз уже отсидевший по мелочи за мелкие кражи. Представился и открытым текстом заявил:
– Ваши-то дураки третьего дня меня опять прозевали. Квартира на Поварском – моя работа! Только теперь мы наловчившись, больше не поймаете-с! Будем на большие дела переходить!
И повесил трубку, стервец. Кошко, как он пишет, прекрасно понимал «весь комизм» своего положения: с одной стороны, есть признание, с другой – сделано оно по телефону, а значит, никак не зафиксировано в материальном виде. Доказать ничего невозможно – магнитофонов тогда, естественно, еще и в проекте не было.
Ситуацию прекрасно понимал не только Кошко, но и сам Васька Смыслов, и принялся названивать после каждой удачной кражи (и в самом деле перестав работать по мелочам). В ювелирном магазине на Кузнецком кто-то выдавил стекло в витрине, огреб в карман несколько дорогих часов и смылся незамеченным. Буквально через несколько часов в кабинет Кошко позвонил Васька Смыслов:
– А что, господин начальник, чисто сработано на Кузнецком?
– Комар носу не подточит, – хмуро признал Кошко.
– Так что ни в жисть не поймаете! Я тут готовлю дельце покрупнее, как сработаю, беспременно вам позвоню!
И, хихикая от удовольствия, Васька повесил трубку. Кошко эти недоказуемые признания откровенно злили, и он вскоре придумал ответный ход, разработав все до мелочей. Стоило ему дать из своего кабинета три звонка в комнату дежурных, один сыщик должен был броситься к телефону и узнать на центральной телефонной станции, с какого номера идет разговор. Второй, получив от первого сведения, обязан как можно быстрее установить адрес телефона по справочнику. Третий с двумя агентами – мчаться на автомобиле по указанному адресу.
На третий день после того, как все было проработано, раздался очередной звонок. Едва узнав Васькин голос, Кошко моментально дал три звонка.
– Нынче ночью на Мясницкой – слышали уже? Наша работа. Вот только взяли самую малость, ну да наверстаем.
Следовало тянуть время, и Кошко начал Ваську убалтывать:
– Васька, как ты не боишься мне звонить? Вдруг узнаю, откуда звонишь и по номеру открою твое местожительство?
Васька искренне расхохотался:
– Да какое там местожительство! Не на того напали! Что я за дурак, что стану вам звонить от родных или знакомых? В подъездах телефонов хватает, а Москва-матушка велика…
Кошко преспокойно продолжал:
– Нашел чем хвалиться – взял малость на Мясницкой… А вот слышал, что вчера ночью было на Тверской?
Васька с нешуточным любопытством спросил:
– А что такое?
– А такое, что ювелирный магазин на триста тысяч обнесли. Вот где настоящее дело, не то что твои «малости»…
– Да ну?!
– Вот тебе и «да ну»! Как ты полагаешь, чьих рук дело?
Всерьез заинтересовавшийся Васька влип:
– Наверняка Сережка Кривой…
И они какое-то время дружески беседовали: Кошко, не торопясь, выяснял, кто такой Сережка Кривой и с кем хороводится, потом сделал предложение: если Васька узнает, где теперь Сережка, и сообщит, получит снисхождение, когда все же попадется. Васька, в принципе, был не против, но сокрушался, что Сережку наверняка не найти: взяв этакие деньжищи, опытный вор из Москвы непременно скроется. Болтали они так, болтали… и вдруг послышался удивленный Васькин вскрик, и связь прервалась – сыщики Кошко подкатили. Можно лишь добавить: историю с ограблением ювелирного на Тверской Кошко выдумал на ходу, чтобы занять Ваську интересным разговором…
Второй случай гораздо более безобидный, но столь же курьезный. Среди ночи Кошко поднял с постели телефонный звонок, и пьяный голос потребовал «главного начальника сыскной полиции Москвы и ее уездов».
– Он самый у телефона, – спокойно сказал Кошко. – Чего вам угодно?
Пьяный представился: коллежский регистратор Семечкин – и потребовал немедленно оказать ему содействие в крайне важном деле. Дело заключалось в следующем: Семечкин с приятелем и подругой Лелечкой весело проводили время в ресторане, но пришло время, когда официант отказался принести еще водки, заявив, что буфет закрылся и буфетчик более не отпускает. По мнению Семечкина, этот нахал своим поведением жестоко его компрометирует в глазах Лелечки, и вообще, непорядок – человек хочет еще водки и готов заплатить, а ему не несут! Тут уж господин начальник просто обязан вмешаться и непорядок прекратить, поскольку это его служебный долг – прекращать беспорядки.
