Сначала внимательно, скрупулёзно изучили следственные дела в полиции и жандармерии по всем случаям известных грабежей с применением оружия и взрывчатки, причём когда исполнителей было несколько. Составляли описание преступников по показаниям свидетелей, используемое оружие, какие-то характерные детали одежды, используемых методов.
И пока ухватиться было не за что. Разное оружие, другие люди. Судя по всему – разные группы боевиков, не исключено – разных партий. Начальство спрашивало о результатах каждый день, пока ответить было нечего, подозреваемых не было. И только через две недели появилась надежда. Один из информаторов, давно сотрудничавший с жандармерией, доложил, что знакомый расспрашивал о перевозке почтовых отправлений почтовыми каретами. Информатор сам служил на почте и правила знал, кое-что знакомцу рассказал, чтобы тот ничего не заподозрил, но сведения не секретные. Каждый мог видеть, как по утрам со двора почтамта разъезжаются крытые возки. Внутри стражник, на облучке кучер, оба при оружии. Группа жандармов сразу насторожилась. Похоже – интерес проявляют специфический, как бы не теракт готовился.
Стукача расспросили, где живёт знакомый, кто таков? В полиции порочащих сведений о знакомом, оказавшимся подсобным рабочим в купеческой лавке Смольянинова, не имелось. За Медведевым установили наблюдение. Сначала за ним ходили «топтуны» из филёрского отделения. Что занятно, Медведев в лавке появлялся редко, а чаще бывал по двум адресам, где проживали разночинцы. А через несколько дней Медведев начал следить за почтовыми каретами. Делал это неумело. Нанимал извозчиков и ехал на пролётке за почтовой каретой. И не замечал, что за ним следуют филёры. Видимо, Медведев выбирал почтовое отделение, пригодное для экспроприации. От полицейских участков далеко, помощь придёт не скоро и нападавшие успеют скрыться.
Почтамт располагался на Почтамтской улице, во дворе – каретные ряды. Ранее он именовался почтовым станом, в 1789 г. переименован в Главное почтовое управление. Почтовыми отделениями заведовали почтмейстеры, но с появлением телеграфа их стали именовать начальниками почтово-телеграфных контор. До всплеска революционной активности нападения на почтовые отделения были большой редкостью, ибо уголовники предпочитали грабить или обворовывать граждан. Их на испуг взять легче, у большинства нет оружия. А в почтово-телеграфных конторах у персонала оружие, зачастую стражники, набиравшиеся из отставных полицейских или солдат. Люди к оружию привыкшие, ещё крепкие. Уголовники обходили их стороной. Другое дело революционеры. Политические всегда действовали группой, не раздумывая, применяли оружие, а то и вовсе взрывчатку.
Уголовники в большинстве своём верили в Бога, а политические сплошь безбожники и не признавали никаких авторитетов – ни царя, ни государство в виде аппарата, ни бога. Единственно – учение К. Маркса, которое толком не читали, ибо для восприятия текст сложен, да руководителей своих ячеек. Членство в боевой организации любой партии подразумевало жизнь удалую. На работу ходить не надо, партия обеспечивает потребности в провизии, одежде, оплате жилья. Впрочем, деньги эти добыты самими боевиками и сданы казначею. Боевику не надо стоять у станка или таскать грузы, работу монотонную и тяжёлую. То ли дело следить за объектом или ворваться в контору с деньгами, выстрелить в потолок, испугать. А буде кто сопротивляться зачнет, так и убить можно. В такие минуты боевик чувствует себя равным Богу, способным карать или миловать. А уж если бомбу швырнуть, так и вовсе веселуха. Дым, мебель порушена, мёртвые лежат! То ли ещё будет, когда партия свергнет самодержца и захватит власть! И так думали боевики всех партий – большевики, эсеры, националисты. Кроме, пожалуй, «Чёрной сотни», партии монархической и националистической. И невдомёк было боевикам, что на разрушениях, крови, насилии, новое государство не построить. Штыками власть захватить можно, но усидеть на них нельзя.
По всему выходило, что боевики со дня на день решатся на акцию. Стали обсуждать, что делать? Закрыть почтовое отделение? На какой срок? На день, неделю, месяц? Невозможно! Отделение недалеко от Николаевского (ныне Московского) железнодорожного вокзала и обслуживает много клиентов – жителей близлежащих домов, приезжающих и уезжающих пассажиров, желающих отправить открытку или бандероль, а то и посылку. Во избежание жертв самим занять место сотрудников? Так нужно быть профессионалом, ибо на телеграфных аппаратах Бодо работать никто из жандармов не умел. Пришли к мнению – находиться рядом, а подъедут боевики, войти следом под видом клиентов и арестовать. Обговорили детали. Одежда цивильная и все порознь. Группа из трёх мужчин сразу вызовет у боевиков подозрение. Причём боевики вполне могут метнуть в группу бомбу. Нет у этих людей границ жалости, которые есть у добропорядочных граждан.
Следующим утром Матвей подъехал к почтовому отделению, что располагалось на первом этаже доходного дома по Лиговскому проспекту, 44. Дом носил прозвище «Перцов дом». Недалеко от входа стояла пролётка с поднятым тентом, в ней Матвей заметил ротмистра Коновалова. Сам Матвей заранее присмотрел себе укрытие – в парадной, между первым и вторым этажом, у окна. Видимость отличная, а от посторонних взглядов сам укрыт. Сколько ни высматривал прапорщика Самойлова, обнаружить не смог. Мысленно похвалил жандарма. Уж если Матвей не обнаружил, зная о том, что Самойлов рядом, то боевики тем более не увидят. На обед никто из жандармов не уходил. Правда, пару раз на короткое время отлучались в туалет на вокзал. Время до вечера тянулось медленно. Когда служащие почтового отделения закончили работу, повесили замок на дверь, жандармы разошлись тоже. Весь день на ногах, без еды и воды, даже в молодом возрасте утомительно. И какое же счастье прийти домой, поесть домашней еды, потом плюхнуться в кресло, вытянуть ноги. Воистину – блаженство. Однако день прошёл, а к боевикам не продвинулись ни на шаг.
И на следующий день заняли прежние позиции. Около десяти утра к отделению подкатила почтовая карета. Закрытого типа, с маленьким зарешеченным окном. На облучке кучер и стражник с кобурой на ремне. Судя по размерам кобуры, револьвер был старый «Смит и Вессон русский». Из кареты выбрались двое мужчин в форме. Один – почтовый служащий, другой – стражник. Почтовый служащий держал в руках кожаный мешок вполовину размером меньше обычного.
Матвею сразу подумалось – деньги. Потому как вчера тоже подъезжала карета, но почтовый служащий был без охраны, а мешки размером побольше, крапивные. Назывались так, потому что делались из высушенных стеблей крапивы. Получались прочные и не пропускали воду, для почты важно.
Стражник и почтовик скрылись в почтовом отделении и через десяток минут вышли. Их карета сразу уехала. Матвею подумалось – в другие отделения императорской почтовой службы. И, если бы он был преступником, то грабил бы не почтово-телеграфную контору, а именно карету недалеко от Главного почтамта, где количество денег максимальное.
Матвей отвлёкся на двух хорошеньких курсисток. Откуда появились боевики, не заметил. Трое молодых мужчин, одетых неброско. Один распахнул дверь в почтовое отделение, другой швырнул внутрь какой-то свёрток. И оба отбежали.
«Бомба!» – догадался Матвей, распахнул створки окна. В это время блеснул огонь, раздался сильный хлопок, из помещения почты вылетели стёкла и рамы, повалил дым. Началась паника, кричали люди. Троица боевиков кинулась ко входу. Этого момента Матвей упустить не мог. Рукоятью револьвера упёрся в подоконник для устойчивости, взвёл курок и выстрелил боевику в картузе в бедро. Почти сразу раздался второй выстрел, это стрелял ротмистр из пролётки. Оба боевика упали, а третий стоял и вертел головой, пытаясь понять, что происходит. Ещё один выстрел, откуда-то из дома напротив и боевик упал. Теперь уже к почтовому отделению рванули жандармы. С петель взрывом сорвало дверь и через проём выбегали люди, кому повезло уцелеть.
