Глава VIII
Большой императорский выход
МОСКВА. КРЕМЛЬ. ДОМ ИМПЕРИИ.
21 мая (3 июня) 1917 года
– Вы плохо выглядите, ваше императорское величество.
– Краше в гроб кладут?
– Ну, не краше, однако…
Раздраженно:
– Тогда о чем мы говорим?
– О том, что вы крайне бледны, и о том, что с вами едва не сделался солнечный удар на площади.
– Пустое, доктор, немного перегрелся на солнышке.
– Прошу простить, ваше императорское величество, но вы едва не лишились сознания в присутствии большого количества подданных. Представьте, какой случился бы конфуз!
– Ну, тут спорить не стану. Конфуз вышел бы весьма знатный.
– Именно, государь! И если уж вы упорно не желаете заботиться об интересах своего ослабленного организма, то подумайте хотя бы об интересах нашего Отечества. Я настоятельно не рекомендовал вам идти на молебен в такой солнцепек, но вы с упорством, достойным лучшего применения, отказываетесь прислушиваться к моим рекомендациям!
Хмуро меряю академика взглядом. Наконец, вопрошаю:
– Как вы себе представляете Большой императорский выход без императора?
– Обошлись бы как-то. Можно было заявить, что вы отбыли, к примеру, в Петроград.
Я даже хохотнул от такой идеи.
– Благодарю покорно! Вы знаете, что бы тут началось?Император покинул Большой императорский выход исрочно отбыл в Петроград! Спасибо, доктор, за идею, но не в этот раз. Мне ажитация в обществе сейчас вовсе ни к чему.
– Повторяю, государь, вы манкируете своим здоровьем, вы почти не спите последние дни. Это решительно недопустимо, ваше императорское величество! Вы должны отдыхать! Положение стабилизировалось, и когда вы отбыли в Марфино, признаться, я надеялся на то, что там, на природе, вы будете отдыхать.
Качаю головой.
– Счастливый вы человек, доктор.
– Позвольте поинтересоваться, на чем основан подобный вывод?
– Да так, доктор.
Неужели нам даже от моего лейб-медика удается до сих пор скрывать, в каком положении мы на самом деле находимся? А это, между прочим, человек, который находится рядом со мной если не постоянно, то весьма и весьма регулярно. Хоть одна хорошая новость за последние дни.
Однако академик Павлов не принял моего ироничного взгляда и продолжал проводить воспитание. Я слушал его вполуха. Хорошо ему рассуждать. Дал рекомендации, и бурчи себе спокойно. А что делать нам, простым царям?
Нет, доктор прав, конечно же. Действительно, за последнее время я вымотался совершенно безбожно, прости господи. Если мне удается поспать в сутки часов пять-шесть, то это праздник, но праздников не было у меня довольно давно. Если, конечно, не считать за праздник сегодняшний праздник. Может, для кого-то это и…
Впрочем, что за ерунду я несу? Кому Большой императорский выход в честь дня Святой Троицы праздник? Покажите мне этого человека?! Нет, где-то там, за высокими стенами Кремля, на узких улочках Москвы да у стен старинных храмов, наверняка найдется немалое число моих верных подданных, которые радуются празднику и в ус себе не дуют. Но это ведь там, за каменным многометровым забором из крашенного в белый цвет кирпича, а тут праздника не было ни у кого – ни у, так сказать, организаторов, ни у обслуги, ни у кавалергардов, ни у всякого рода конвоя, ни у священнослужителей, ни, собственно, у самих приглашенных. Хотя нет, вру. Наверняка есть немалое число тех, кому сегодня свезло свести нужные знакомства или даже договориться о чем-то конкретном, но у большинства из присутствующих весь этот державно-церковный церемониал вызывал исключительно торжественную скуку и порождал лишь ревнивые взгляды к снующим вокруг конкурентам.
А конкурировали тут все и со всеми. За мое благоволение или просто за мое внимание. За возможность оказаться «до кавалергардов», а не «после». За возможность быть представленным нужным людям или дать себя заметить в чьем-то кругу. Борьба шла за само право быть на Большом императорском выходе, доказывая всем, и врагам, и деловым партнерам, и прочим завистникам, что ты все еще вхож ко двору, все еще в фаворе, все еще значим или как минимум не забыт. И горе тому, кого не пригласят, кто останется там, по ту сторону белых кремлевских стен.
Почему-то у меня Большой императорский выход вызывал ассоциацию не с парадом, не с торжественным шествием и тем более не с молебном (хотя большую часть времени мы были как раз в формате богослужения), а с биржей, где маклеры выкрикивают свои предложения, стараясь перекричать друг друга. И пусть наша «биржа» не кричала и не швыряла бумагами, но по сути мало что отличало это «чинное и благородное» мероприятие от яростных биржевых схваток. На кону были огромные деньги, обширнейшие связи и самое серьезное влияние. Тем более что переформатирование элит и денежных потоков идет самым полным ходом.
И на фоне этого всего академик Павлов предлагает мне не появиться на Большом императорском выходе? Нет уж, увольте!
Хотя не спорю, чуть не сдох там. Даже в голове слегка помутилось от жары на фоне общего недомогания да недосыпания. А как тут поспишь? Такое творится, что…
Блин, реально отключаюсь. Надо хотя бы часика три соснуть…
Стук в дверь прервал доктора на полуслове. Я встрепенулся, разгоняя дрему.
– Да!
Генерал Кутепов. Собственной персоной. Пропал мой сон. Редко, когда мой исполняющий должность командующего императорской главной квартирой являет свою персону пред августейшие очи просто так.
– Что у вас, Александр Павлович?
Генерал выразительно покосился на академика. Тот ничуть не смутился, а вместо этого произнес менторским тоном:
– Вы, голубчик, когда-нибудь своими плохими новостями убьете государя, позволю заметить!
Впрочем, Кутепов и бровью не повел, продолжая сохранять полное невозмутимое спокойствие, однако же при этом не желая произносить ни одного лишнего слова при посторонних.
Киваю.
– Благодарю вас, доктор, вы мне очень помогли. Однако же, право, дела не ждут, так что давайте продолжим ваш осмотр чуть позже.
Павлов скептически смерил меня взглядом (интересно, он и на собак своих так же смотрит?) и заявил:
– Вы напрасно иронизируете, государь! В вашем состоянии я бы поостерегся от лишних нервов. Вам очень нужен здоровый сон сейчас. Поэтому, воля ваша, я уйду, но я ответственно заявляю, что я не покину Дом империи до тех пор, пока лично не смогу убедиться в том, что вы отправились в свои апартаменты и улеглись в постель!
– Да-да, доктор. Но сейчас будьте любезны нас оставить.
Академик вышел с выражением полнейшего и всеобъемлющего неодобрительного авторитета на лице. Ох уж эти мне светила науки!