Однако совершенно с тобой согласен, пора временно отложить в сторону взаимные вопросы и всем нам сосредоточиться на решительном переломе хода этой войны.
Мы будем прикладывать усилия для того, чтобы убедить генерала Петена сформировать делегацию его правительства для переговоров в Бресте с «правительством» так называемого Национального собрания Франции. Однако хотел бы указать на то, что присутствие в руанской делегации лиц, неприемлемых для России, значительно осложнит ход и без того непростых переговоров, а скорее, просто приведет к их фактическому срыву на потеху нашим общим врагам.
Отдельно еще раз хотел бы повторить, что без участия Италии будет весьма и весьма затруднительно восстановить порядок во Франции. Особенно с учетом необходимости временно вывести британские войска с континента.
Пользуясь случаем, позволь выразить соболезнования тебе и всему британскому народу в связи с многочисленными жертвами, к которым привели беспорядки в Дублине и Ирландии в целом. Уверен, что королевские войска и полиция восстановят порядок в самое кратчайшее время.
Прими и проч.
Твой кузен Майкл
Марфино. 23 мая (5 июня) 1917 года
МОСКВА. КРЕМЛЬ. ДОМ ИМПЕРИИ.
23 мая (5 июня) 1917 года
– Итак, господа, Декрет о мире.
– Точнее, прошу простить, государь, это называется у них Революционный манифест о всеобщем мире.
– Не суть важно, Сергей Николаевич. Суть как раз от этого не изменится.
Привыкшие к моим странностям сановники и генералы даже ухом не повели. Впрочем, надеюсь, они даже не поняли двусмысленности моих речей. Хотя кто знает, кто знает…
И кто знает, не зададут ли мне когда-нибудь вопрос? Или вопросы? Хотя скорее всего, все будет колебаться на грани того, насколько мое «сумасшествие» мешает им и государству (в их лице) развиваться и строить ту самую империю, которую… Хотя о чем я? Уверен, что все и так в полном офигении от моих всяких там «освобождений» и «служений». Другое дело, что вокруг меня собрались (не без моего участия) те, кто понимает, что без меня и моих «тараканов» будет еще хуже и империя просто рухнет. Но это совершенно не означает, что, когда ситуация стабилизируется, меня не захотят поменять на кого-то куда более прогнозируемого. Причем свои же, так сказать, ближайшие же, и захотят поменять. И об этом я должен помнить всегда и готовить меры уже сейчас. Что там историки говорили про 37-й год?
– Да, государь, вы совершенно правы.
Я поднял взгляд на министра иностранных дел, пару мгновений недоумевая относительно того, являлась ли эта фраза ответом на мой мысленный вопрос и не произнес ли я случайно этот вопрос вслух, однако, вспомнив суть обсуждения, расслабился и кивнул.
– Вот именно, Сергей Николаевич. Суть неизменна.
Я не знал, плакать мне или смеяться. Известная мне история мало того что изменилась, она так и норовила повторяться, принимая порой причудливые и гротескные формы. Кто мог предвидеть, что товарищи в Париже собезьянничают из параллельной реальности (или ещё откуда, не суть) и выпустят свой Революционный манифест о всеобщем мире, да еще и примут Декрет Второй коммуны о революционной армии?
– Итак, Париж объявил всеобщий мир и призвал все армии мира прекратить империалистическую войну и обратить свои штыки против тех, кто наживается на войне, взяв власть в свои революционные руки.
– Точно так, государь. Если коротко, то суть в этом.
Министр иностранных дел степенно кивнул. А военный министр позволил себе резюмировать и второй декрет:
– А войскам предложено проявить революционную сознательность, самоорганизоваться, выбрать из своего числа командиров и поддержать народную власть в Париже.
– М-да…
Вот так номер с ушами. «Приказ № 1» во всей красе.
– И какова реакция на сие?
– Трудно пока судить, государь, – Свербеев традиционно осторожничал, – пока слишком мало информации, да и времени прошло всего ничего. Вряд ли данное заявление вызовет восторг в мировых столицах, в том числе и в Берлине. Сейчас в мире ситуация слишком шатка и непредсказуема, чтобы просто отмахнуться от такого заявления, каким бы пустым на первый взгляд оно ни было. В США, как можно предположить, усилятся изоляционистские настроения, и президенту Вильсону будет еще сложнее аргументировать вступление Америки в европейскую войну. Великобритания, вероятно, будет сильно озабочена возможным хаосом на и так дезорганизованном Западном фронте. Австро-Венгрия все активнее ищет возможность и благовидный предлог выйти из войны с минимальными потерями. Германия же оказывается в еще более сложной ситуации многообразия выбора при безвыходной ситуации, поскольку все более соблазнительно двинуть вперед войска и выбить Францию из войны, добившись перелома в войне и дав понять официальной Вене, что победитель в войне уже известен и чтобы те не выбрали сторону проигравших. Но в то же самое время Вильсон официально объявил о том, что США вступят в войну в случае удара немцев против Франции.
Я возразил:
– Да, но что считать Францией в данном случае? Америка признает правительство Бриана, как и Британия, как и все остальные. А Париж никто из них не признает, как, впрочем, и мы.
Вступил Палицын:
– Это так, государь. Но фактически Франций, если так можно выразиться, сейчас минимум четыре, не считая мелких образований и прочих провинциальных банд. Первая Франция – признанные всеми, кроме нас, парламент и правительство Бриана в Руане. Вторая – признанный нами Верховный Военный Комитет в Орлеане. Третья – собственно сам Париж со своей Коммуной и союзные ему Бургундия и провинции Окситании. И, наконец, четвертая – те войска, которые все еще остаются в окопах на линии фронта. Да, они объявили большей частью нейтралитет. Да, их с каждым днем становится все меньше из-за массового дезертирства. Да, их боевой дух низок и дисциплина становится все хуже. Но часть из них все еще сидит в окопах, несмотря ни на что. Разумеется, серьезного удара немцев они не выдержат, и фронт будет прорван почти наверняка, но вот сам удар по этим частям со стороны германцев может быть истолкован Вильсоном и стоящими за ним финансово-промышленными тузами Америки как прекрасный предлог обвинить Германию и вступить в войну.
– Ваш прогноз относительно сохранения боеспособности этой вашей четвертой Франции в контексте новых инициатив Парижа?
– Вот на этот вопрос я не смогу ответить, государь. Тут можно лишь гадать на кофейной гуще или обратиться к цыганке.
Киваю.
– Хорошо, Федор Федорович, я понял вас. Так что же подвигло доблестных коммунаров из Парижа устроить всему миру сюрприз? Честно говоря, я ожидал от них объявления своих «Ста дней для мира», но эти камрады удивили даже меня. Что скажете, Сергей Николаевич?
Свербеев сделал неопределенный жест.
– Точных сведений у нас пока нет. Есть только информация о том, что так называемое «правительство народной обороны» было весьма обеспокоено тем, что и парламент в Руане и Петен в Орлеане формируют новые части. К тому же за парламентом стоят британцы, а к Орлеану приближаются два русских полка. Смею предположить, что в Париже решили сделать шаг на упреждение, попытавшись обрушить любую организацию в старой армии, пока они заняты формированием своей, так сказать, революционной армии.
