– Итак, мы не можем с уверенностью утверждать о том, что это исключительно природное явление?
Генерал сделал неопределенный жест.
– Трудно сказать, государь. Но если это врыв межпланетного аппарата, то я нам не завидую.
– А это может быть взрыв такого аппарата?
– Ну, тут можно лишь гадать. Смею полагать, что энергия, которая потребовалась бы для полета от Марса до Земли, однозначно настолько велика, что ее хватило бы и не на такой взрыв. Правда, не могу даже предположить размер той пушки, с которой данным снарядом стреляли.
– Пушки?
Военный министр взглянул на меня с некоторым удивлением.
– Ваше величество, смею спросить, а есть иной способ отправить снаряд на миллионы верст в межпланетное пространство? Да и господин Уэллс утверждает в своем романе…
Я покачал головой.
– Ну что вы, Федор Федорович, господин Уэллс лишь литератор, ему позволительно сочинять. Мы же говорим о серьезных вещах. Итак, вернемся к нашим марсианам. Вновь спрашиваю – насколько мы можем быть уверенными в том, что никаких инопланетных визитеров там не было и все лишь игра случая?
– Этого, государь, никто в мире утверждать надежно не может. Ясно одно, человек к этому событию отношения не имеет. А был ли это огромный метеорит или корабль с Марса, по итогам первой экспедиции понять невозможно. В пользу марсианской версии говорит отсутствие видимого кратера, обычно встречающегося на месте падения метеоритов. Тем более что, судя по характеру вывала леса, взрыв был чрезвычайной силы, а значит, и вызвавший его объект должен либо быть очень значительной массы, либо иметь внутренний мощный источник энергии. В первом случае, как утверждают в Академии наук, характерны ярко выраженные следы удара о земную поверхность объекта значительной массы в виде одного или нескольких кратеров, чего не наблюдается. В пользу второго говорит как раз отсутствие кратера, что может быть следствием внутреннего взрыва огромной силы, не оставившего от объекта значимых фрагментов.
– Кстати, об Академии наук. Что говорят ученые?
Палицын усмехнулся.
– Говорят, государь, что мы нехорошие люди, поскольку отказали им в возможности принять участие в этой экспедиции.
– Обойдутся. Ученые всем хороши, но держать язык за зубами не умеют, а это обстоятельство в операции «Знак» явно будет излишним. Примут участие в следующих экспедициях.
– Да, ваше величество.
– Борис Алексеевич, что с информационным ходом операции «Знак»?
Суворин открыл папку и дал справку:
– К утру 28 мая слухи о найденных в Сухаревской башне артефактах и, в частности, об обнаруженной Черной книге колдуна Якова Брюса дополнились слухами о привезенных на дирижабле «Гигант» таинственных кристаллах с Марса, за которыми и была, как утверждают «знающие люди», отправлена эта экспедиция на самом деле. Слухи также красочно описывают доставку ящиков в полночь по улицам Москвы, и что их сопровождали в страшную Сухаревскую башню тринадцать черных всадников. Предлагаю для усиления эффекта дать официальное опровержение.
Киваю.
– Да, давайте опровержение. Только опровергайте очень решительно и даже яростно. Особенно отрицайте слух о том, что экспедиция привезла живых марсиан или их тела. Можно даже выпустить заявление Министерства внутренних дел о том, что распространители слухов будут строго наказаны. Пусть толпа укрепится во мнении, что власть что-то скрывает.
– Сделаем, ваше величество.
– И раскручивайте тему угрозы из космоса. Не утверждайте прямо факт того, что это был взрыв марсианского корабля, но и не исключайте такую возможность. Газеты же пусть делают основной акцент именно на марсианах. И передайте международным информационным агентствам фотографии вывала леса. Снимки, сделанные с воздуха и на самой поверхности. И про то, что случилось бы при взрыве такой силы, случись он над Москвой, Петроградом или Лондоном, не забудьте. Особенно про Лондон. И Нью-Йорк.
Глава X
Война без войны
МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ.
ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ «МАРФИНО».
29 мая (11 июня) 1917 года
Трудно ли сыскать в Российской империи человека? Не революционера, не подпольщика, не агента какого-нибудь, а просто человека? Причем не крестьянина, не мещанина обывателя, а самого что ни на есть потомственного дворянина? Их всего-то в стране миллион триста тысяч человек, и все они учтены и в родословные книги записаны.
Тогда почему я за три месяца даже не сделал попытку?
Я катил по извилистым лесным дорожкам. Вероятно, лесом данную местность можно все же назвать весьма условно, ведь, как бы то ни было, это не совсем глухая чащоба, а окрестности императорской резиденции, однако здесь, вдали от цивилизации и новой старой столицы, природа все еще сохраняла некоторую первобытность и на парк не очень-то походила.
Более-менее ухоженные дорожки сменялись едва различимыми тропинками, те, попетляв по каким-то зарослям, вновь выводили к обжитым местам, и наоборот. Я нарезал версту за верстой, следуя заветам и рекомендациями моего лейб-медика академика Павлова, который, озаботившись здоровьем вашего покорного слуги, буквально выел мне мозг причитаниями о том, что негоже царю-батюшке так себя надрывать и всячески гробить. Дел и проблем много, а я у России один. С последним утверждением спорить было трудно, и я подчинился.
Правда, доктор рекомендовал мне конные прогулки, но я так и не смог себя пересилить. Нет, если что, я с легкостью вскочу в седло и поведу дивизию в атаку или возглавлю парадный марш, но это если сильно надо. А так, чтобы ради удовольствия? Нет, увольте. Не мое это. Пока, во всяком случае.
Поэтому наматывал я километры на более привычном и психологически более комфортном транспорте – на велосипеде. И пусть это не чудо технической мысли третьего тысячелетия, со всякого рода переключениями скоростей и прочими примочками, но это все же велосипед.
Вряд ли, конечно, я был предоставлен сам себе, все же это окрестности строго охраняемого объекта имперского значения, да и генерал Климович не просто так подробно расспрашивал о планируемых маршрутах моих велопрогулок, но на глаза мне никто не попадался, а я никого и не искал, не желая, с одной стороны, портить себе уединение, а с другой – подводить охрану под конфуз и монастырь, ведь наверняка начальник моей личной службы безопасности строго-настрого приказал не отсвечивать и на глаза императору не попадаться без особой на то нужды.
Да и не хотел я сейчас никого видеть. Думал думы тяжкие. И отнюдь не о международном положении я размышлял, и даже государственными заботами не был занят. Не мог ответить сам себе на простой вопрос – почему я за три месяца так и не попытался?
Нет, сначала утешал себя мыслью, что очень-очень сильно занят, что у меня заговоры, революции, войны и прочие мятежи. Мол, нет у меня возможности даже головы поднять, но вот потом, как только все устаканится, я обязательно распоряжусь…
